Книга Лазурный берег, страница 47 – Олег Дудинцев, Андрей Кивинов

Как говорил ленинградский писатель Зощенко, «человек не блоха — ко всему привыкает».

Кристина увидела Абеля неподалеку от фестивального Дворца. Он был одет очень просто — в широкие штаны с большими накладными карманами, в футболку с серебряными иероглифами. Но почему вокруг нет толпы поклонниц, фотографов и репортеров?

Никто не узнает его в таком наряде?

Кристина подбежала к режиссеру, дернула за рукав:

— Абель! Я тебе сейчас все объясню…

Человек в футболке обернулся… Другой человек. Похожий. Но моложе. Разрез глаз другой. Зуб выбит. Лоб низкий. И кольцо — что характерно — не в ноздре, а в носу.

Обознатушки.

— Чем могу служить, мадемуазель? — вежливо поинтересовался парень.

Кристина молча помотала головой и побрела на пляж.

Самое горькое: ведь никто и не поверит в Питере… Никому ведь даже и не расскажешь…

Переса на борт вытаскивали молча, не смея посмотреть в глаза Демьянычу. Тот тоже держал паузу. Поигрывал пистолетом, стрелял глазами — с одного придурка на другого.

Олухи царя небесного…

Первым не выдержал молчания Дима. Но не нашел ничего лучше, как спросить;

— Шеф, вы таблетки выпили? Я вам оставлял…

Троицкий взорвался:

— Ты у меня сейчас эти таблетки с палубы задницей по одной подбирать будешь, понял?! Вы что, кролики, в расход хотите? Так это быстро. Места много в воде. Вчера двоих упустили, сегодня из-под носу одного… Из рук ушел! Вы на кого работает, сучары? Может, вы на Кашалота работаете?..

Серов, который во вчерашнем проколе виноват вроде не был, взял нас себя смелость оправдаться:

— Демьяныч, строго-то не суди… Не думали, что он такой резвый. Сиганул — и все.

— Вам же, кретинам, говорили, что это «профи»! — зло крикнул Троицкий.

— Этот «профи» сейчас на дне рыб кормит, — осмелел Николай.

— Уверен? — тяжело посмотрел на него Троицкий.

— Ну не Ихтиандр же он, — поддержал подельника Серов. — По десять минут под водой сидеть.

Ихтиандром звали какого-то киногероя, который дышал жабрами. И он жил под водой, а без воды, наоборот, подыхал.

— А если Ихтиандр? — сощурился Троицкий. Никто ответить не рискнул.

— Если, я спрашиваю, Ихтиандр, тогда что? Тогда вы все трое у меня по очереди будете по десять минут под водой сидеть. И хоронить потом друг друга…

— Мы из этого все вытрясем, — Дима кивнул на бесчувственного Переса.

Хлороформ неплохо подействовал на графа: в отключке он блаженно улыбался.

— Если он знает!

— Что-то по-любому знает.

— Обыскали его? — пнул Переса Троицкий.

Николай быстро наклонился и выудил из карманов Лысяка бумажник, связку ключей и мобильный телефон. Передал Троицкому. Тот раскрыл бумажник, деньги, не пересчитывая, сунул Серову, достал полицейский жетон и удостоверение с фотографией.

— Анри Перес. Детектив, — прочел он. — И жетон как настоящий. Подготовился, сволочь!..

В сердцах Троицкий зашвырнул бумажник с жетоном за борт. Серов с сожалением проводил его взглядом. Пригодился бы жетон-то… Но говорить это шефу под горячую руку не стоило.

— Очухается скоро?.. — Троицкий снова пнул Переса.

— Часа через два, — виновато сказал Сергей. — Он в эту тряпку с хлороформом так всосался, что…

— Долго, — топнул ногой хозяин. — Попробуйте его откачать…

— Васька, Егорова ранили! — воскликнул Плахов, наведя на пляж подзорную трубу.

Рогов бросился к окуляру. В трубу было хорошо видно, как на пляже медики выгрузили из пастуховской лодки тело Егорова, уложили его на носилки и потащили к машине с красным крестом.

— Бежим на берег, — крикнул Плахов и первым сорвался с места.

И тут же споткнулся, влетев на скорости в небольшой сугроб. Натурально — на горячем каннском асфальте таяла куча снега. А вон, подальше, еще одна.

Рогов тоже недоуменно остановился. Взял горсть снега в ладонь, приложил ко лбу. Холодный.

— Ладно, бежим! Потом разберемся…

— А сахара, ты мне объясни, зачем нам столько сахара?! — Троицкий метался по яхте, как раненый зверь, пиная стены и роняя предметы. Хорошую вазочку хрустальную разбил, например. Пустячок, а жалко.

— Какого сахара? — удивился Серов.

— Какого, бля, сахара?! — Троицкий с размаху пнул коробку. — Вот этого, мэйд ин Пакистан.

Коробка лопнула, из нее посыпался белый песок.

— Продукты сегодня привезли, и сахара зачем-то… как на оркестр! На хера нам столько?..

Серов удивленно воззрился на коробку.

— Демьяныч, я сахар не заказывал. Точно.

— Нет?!

— Нет… И вообще продуктов не заказывал.

— Так, — остановился Троицкий. Оглядел подозрительно всех подчиненных. Вновь перевел взгляд на порошок. — А что же это такое? Как понимать?..

— Кокаин, — предположил Николай.

— Два пуда кокаина! — ухмыльнулся Троицкий. — На всем их сраном побережье столько не наберется… Ну, на — понюхай на всякий случай.

Николай присел, зашмыгал носом.

— Не, не он — не вставляет… Гексоген, может?

Троицкий покрыл пространство четырехэтажным матом.

— За борт, быстро!.. Быстро!!

Сомнительные коробки полетели в воду. А следом за ними — «мясо говядина пять кило, мясо баранина три кило, рис четыре упаковки, масло оливковое литр, масло растительное три литр…».

Раскинувшийся на палубе Лысяк вдруг громко захрапел.

— Угробили шланг, мать-перемать! — чуть не плакал безутешный Пастухов. — Я как знал: угробим!.. И что? Угробили!

Великий путешественник смотрел на ненаглядную гофрированную трубу, как, очевидно, смотрят на собственную отрезанную руку.

— Чего с ним случилось-то? — спросил Плахов.

— Что случилось, что случилось!.. — взвился Пастухов. — О стрингер перетерся, наверное. Теперь бегай, новый ищи. Прикручивай потом! Испытывай потом!

— Да я не про шланг! С Егоровым что?

— Да что случится с вашим Егоровым? Воды наглотался, сознание потерял… Все о'кей с ним будет. В клинику увезли. В госпиталь «Святого Петра». Тут недалеко. Хороший госпиталь. Через час на ноги поставят. А вот кто мне за шланг заплатит, а?..

Плахов засопел и полез в карман.

— Ладно-ладно, — испугался Тимофей. — Есть деньги, не волнуйся! Спонсорье в этот раз прогнулось — как березка… Я ж так, из принципа, мать-перемать. Вы вот рыбы обещали подогнать эксклюзивной. Для испытаний агрегата.