Книга Бескрылые птицы, страница 49 – Луи де Берньер

Отыскав нужную дверь, он ткнулся в нее головой, то ли обдумывая свою задачу, то ли собираясь с остатками сил. Он набрал воздуху и, выдохнув в несколько приемов, постучал. В доме откликнулось эхо, и Константин прижался ухом к доскам, чтобы услышать приближение слуги.

Однако тот умудрился подойти абсолютно бесшумно, и распахнутая дверь застала согбенного гостя врасплох. Константин едва не упал и выправился с чрезмерной живостью пьяного, который стремится выглядеть трезвым.

Слуга держал масляную лампу, бросавшую тусклый желтоватый свет, но лицо его оставалось в тени. Он осветил физиономию ночного гостя и произнес:

— Ну?

— Мне нужно повидать армянина, — с усилием выговорил Константин.

— Приходи утром. Хозяин лег, дом закрыт.

— Я не могу утром. При свете никак. Надо сейчас.

— Невозможно.

— Пожалуйста, спроси его.

Слугу впечатлила настойчивость просьбы, в которой слышалась мольба, близкая к отчаянию, он замешкался в дверях, и тут за его плечом показался Левон, уже одетый ко сну.

— Что происходит? — строго спросил он. — Кто так поздно?

— Горожанин, — ответил слуга.

Константин шагнул вперед:

— Это я. Мне нужно с тобой поговорить.

Увидев своего обидчика, Левон вздрогнул и отступил.

— Я не желаю с тобой разговаривать. Прошу, уходи.

Константин, будто не слыша, спросил:

— Как ты? Я тебя шибко поранил?

— Болит сильно, не вздохнуть. Не понимаю, как ты можешь после этого заявляться сюда. Другой бы со стыда сгорел.

— Я горю, — потупившись, признался Константин. Он помолчал и взглянул на аптекаря: — Ты не предатель, я знаю. Зря я там наговорил разного.

— Зная вашу бедность, я подешевле взял с твоей жены за лекарство, — сухо сказал Левон. — И вот как ты отплатил!

— Я понимаю, понимаю, эфенди.

— Уже очень поздно. Ты опять пьяный?

— Конечно. Я всегда пьяный, потому к тебе и пришел.

— Можешь строить из себя посмешище, но распускаться до зверства — совсем другое дело, — презрительно сказал Левон.

— Я пьяный, потому что всегда пьяный. — Константин пытался собраться с мыслями.

— Это всем известно.

— А пьяный я всегда, потому что вечно пью.

— Логично.

— А пью я, потому что зубы.

— Зубы?

— Да, эфенди. Потому что зубы.

— Извини, я не понимаю.

Константин похлопал себя по лицу:

— Зубы. Болят. Ужасно. И днем, и ночью. Всю жизнь мучаюсь. Ни минуты покоя. Все из-за них.

Казалось, он сейчас разрыдается от жалости к себе. Левон вдруг подумал, как неверно порой люди понимают других.

— Зубная боль — пытка для всего человечества, — задумчиво сказал он. — Не будь ее, насколько милее стала бы жизнь.

— Я подумывал о смерти, но ведь это грех.

— И поэтому ты пьешь?

Константин с несчастным видом покивал.

— Пьешь, чтобы заглушить боль? — уточнил Левон.

— И потому я вечно пьяный, живу в нищете, жена с дочерью меня ненавидят, а все другие презирают.

— Так что ж ты молчал? Почему не объяснил никому?

— Я мужчина. Должен терпеть боль и не жаловаться.

— Нужно вырвать. Ты знаешь, какой зуб болит?

— Вся голова раскалывается, отдает в уши и глотку. Я не знаю, какой болит. Может, и все. Есть не могу, поэтому скорее напиваюсь, а зуборвач денег стоит. Он всегда берет плату вперед, а я пьяный, и он понимает, что у меня ни гроша. Тупик.

— Зубодеры — самые бессердечные люди, — сказал армянин. — Опий пробовал? У меня есть, очень помогает.

— Денег нет.

— Хотя тоже не выход. Можно пристраститься и сойти с ума. В психушках полно таких. Некоторым людям я отказываюсь продавать опий, говорю, кончился. Не будь я таким щепетильным, стал бы богачом.

— Ему обязательно тут стоять? — Константин кивнул на слугу. — Уши развесил! Мало мне позору?

— Если он уйдет, ему придется оставить фонарь и тыркаться в темноте, ища постель. Если же он заберет фонарь, в темноте останемся мы с тобой.

— Чего-то я не въеду, — сказал Константин. — Я же пьяный.

— Ладно, я окажу тебе любезность, хоть ты этого не заслуживаешь.

— Любезность?

— Да, любезность. Я заплачу, чтобы тебе вырвали зуб.

— Дашь мне денег? После того, что я натворил? — Константин не верил своим ушам.

— Нет, денег я тебе не дам, ты их непременно пропьешь. Вот как мы поступим: когда в следующий раз из Телмессоса придет зубодер, я пошлю за тобой слугу. Деньги я отдам лекарю, и он вырвет гнилой зуб. Боль пройдет, и ты, возможно, сократишься с пьянкой.

Константин жалобно спросил:

— А сейчас выпить не найдется, Левон-эфенди? Глоточек бы водки. Мне нужно.

— Стой здесь, — сказал аптекарь и, забрав лампу, скрылся в доме.

В отсутствие хозяина слуга поделился:

— На его месте я бы тебе глотку перерезал.

— Пошел на хрен! — ответил Константин. — Если б не темень, я бы тебе башку оторвал.

— Козел! — презрительно сказал слуга.

Не застав этого обмена любезностями, Левон вернулся с бутылкой, наполовину полной янтарной жидкостью. На этикетке с птицей, отдаленно похожей на куропатку, было что-то написано иностранными буквами. Покачиваясь, Константин недоверчиво разглядывал бутылку.

— Это спиртное?

— Да, называется «виски». Пока нет зубодера, это лучшее из возможных лекарств от зубной боли.

— Лучше водки?

— Думаю, да. Если правильно пользоваться, на пару дней от боли избавишься. Я купил это в Смирне за большие деньги. Его привезли из Шотландии, это такая страна франков, где-то далеко на севере. — Левон неопределенно махнул в северном направлении. — Так далеко, что там ужасный холод. Говорят, в Шотландии охотники иногда просто собирают с деревьев птиц, у которых ночью лапы примерзли к веткам, люди там необычайно волосатые, так им теплее, а у женщин подмышками дополнительные груди. Там делают этот напиток, чтобы лечить зубную боль и другие хвори.

— Дополнительные груди? Ничего себе! — Константин открыл бутылку и понюхал. — Пахнет хорошо.

— Надо вот как: сделать глоток и полоскать. Сначала будет очень больно. Тогда подержи во рту, а потом снова гоняй туда-сюда, туда-сюда, сколько сможешь, и продолжай, пока не понадобится с кем-то заговорить. Тогда глотай.