Онлайн книга «Двое на краю света»
– Вы дважды чуть не кувырнулись за борт! – ужасно гремел, ругая меня, как школьницу, Краснин. – Вы не контролируете свое поведение, когда увлекаетесь работой, и если рядом не было бы сопровождающих, то погибли бы уже сто раз! – Ну не погибла же, и ничего не случилось, – примирительно попыталась я утихомирить его гнев, но получилось еще хуже. – Запирать! В каюте! Хватит с меня вашего экстрима! – аж побледнел Краснин. – Не надо запирать, я постараюсь быть осторожней, обещаю, – испугалась я. А этот запрет, с него станется, да и по всему видно, достала я его не на шутку – в глазах такие молнии, ой-ей! Желваки на скулах ходят – придумает еще чего-нибудь: снова на берег не пускать, или вообще камеру отберет. По-видимому, я действительно как-то переборщила в этот раз со своей неконтролируемой увлеченностью. – Удивительно, Шротт, как вы живы и не покалечились до сих пор! – чуть спокойнее продолжил он отчитывать меня. А я резонно решила помолчать и в дальнейшие дебаты не вступать, а по мере сил смиренно выслушать грозное начальство, отчитывающее непутевую подчиненную в общем-то за дело. Так и простояла перед ним молча, пока он душу отводил громким рыком, обещая всяческие меры принять, ограждающие меня от собственной глупости и неосторожности. Стояла. Слушала. И любовалась! Какой мужчина! А когда вот так грозно отчитывает – так самый брутальный красавец в мире, честное слово! Вождь какой-то! Наслушавшись, сколько могла протерпеть, я буркнула в ответ нечто невразумительное и отправилась в бар запить сочком неприятный осадок от такого общения. В баре находилось несколько посетителей – пять человек за одним столиком, и, как обычно, наши ученые мужи эмоционально обсуждали какие-то научные теории и их практические приложения. Предположения, что разговор ведется о погоде, политике или женщинах, отпадали сами собой – с такими воодушевленными лицами, что-то торопливо записывая и рисуя на салфетках, дискутировать можно только о науке. Я уже привыкла к подобным картинкам нашей обыденной жизни здесь. Они все тут фанаты своего дела, их на Луну зашли или на конкурс красоты «Мисс Вселенная», они и там станут обсуждать свои научные теории. «Ну а девушки? А девушки потом!» Это я к тому, что можно смело считать, что в баре я нахожусь одна – для этих ребят в минуты такого общения все остальное, кроме предмета диспута, до лампочки. А ругают за подобные дела только меня, заметьте! Зоологи и биологи вон тоже снимали нарвалов, только шум стоял, но страховали они сами друг друга, им грозный Краснин не достался! Я заказала себе сок, финики и изюм – захотелось вдруг жизнь подсластить – и расположилась за самым последним угловым столиком на двоих, словно отгороженным от остального зала большими кадушками с живыми растениями – некий такой камерный уголок для приватных бесед парочек. Уютненько. Мне сейчас очень кстати – так захотелось уединиться, спрятаться ото всех и побыть в компании только с собой. Ну да, ну да – ха-ха! Еще чего придумала! Я увидела, как в бар вошли, что-то живо обсуждая, Зиночка и наш орнитолог Елена Михайловна Зинчук, замечательная женщина, лет так за пятьдесят, но такая молодая, интересная, умница и большой ученый. Про нарвалов, наверное, спорят. Я даже как-то затосковала в предчувствии, что придется с ними сейчас здороваться, втягиваться в их беседу… Но нет. Они меня не заметили за этими пальмами-кустами, а устроились за соседним столиком в неком полукруглом диванном закутке по типу тех, что стоят в кают-компании, и обе оказались ко мне спинами. Ну и хорошо! Отсижусь тишком, они поговорят и уйдут. Тишком-то тишком, да только… Музыка в баре играла совсем ненавязчиво, я бы сказала: тихим фоном, не мешая людям общаться, поэтому я отчетливо слышала весь их разговор. А вот и не про нарвалов прекрасных! – Опять он ее так отчитал! – вздохнув, посмотрев в окно, грустно сказала Зиночка и, переведя взгляд на Елену Михайловну, спросила: – Почему он ее терпеть не может? Я не помню, чтобы Пал Андреич кого-нибудь так жестко ругал и отчитывал. – Не может терпеть? – повторила Елена Михайловна с усмешкой. – Да что вы, Зиночка. Разве вы не поняли, что он к ней неравнодушен? – Я об этом и говорю, – кивнула Зиночка. – Она почему-то его раздражает. – Зиночка, Зиночка, – рассмеялась Елена Михайловна. – Вы еще такая молоденькая, а я все забываю об этом, потому что вы очень сильный ученый. – И проникновенным, несколько печальным тоном пояснила свою мысль: – Это же видно сразу, стоит только посмотреть на них, когда они рядом. Разве вы не замечали, что он никогда не выпускает ее из поля своего зрения и вроде дела делает и лекцию читает, а нет-нет и посматривает на нее. Наш Павел Андреевич совершенно безысходно и безнадежно влюблен в нашу прекрасную Павлушу. – Как влюблен? – поразилась Зинуля. – Даже не влюблен, Зиночка, – весело подтвердила Зинчук. – Он ее по-настоящему любит. А то, что отчитывает, так за дело и потому, что страшно за нее беспокоится. Она ведь, как человек творческий, увлекается и не замечает ничего вокруг, в том числе и опасности. Ведь и в самом деле чуть за борт не кувырнулась, я сама видела! Да и медведь этот. – Подождите, а почему безнадежно? – растерянно спросила Зинуля. – Ну, это же очевидно, – погрустнела Елена Михайловна. – Павел Андреевич – известный ученый с мировым именем, один из ведущих специалистов по Арктике, он живет и работает в Санкт-Петербурге, а Павла – очень талантливый фотограф и живет и работает в Москве. И соединить эти две работы и жизни нет никакой возможности. – Но почему? – недоумевала Зиночка. – Вы видели ее работы, Зина? – почему-то строго спросила наш ведущий орнитолог. – Да, – подтвердила кивком Зина. – Это очень талантливо, невероятно талантливо, я бы сказала, – объясняла Елена Михайловна Зине, а может, и мне заодно. – А вы видели портреты людей, которые она делает? Потрясающие работы! И это все очень известные люди: и политики, и артисты, наша элита, и эта ее клиентура живет в Москве, и связи все у нее в Москве, и возможности издавать и выставлять свои работы только в Москве. А у Краснина вся работа, она же его жизнь, находится в Арктике и Питере. Вот так, Зиночка. И боюсь, что это трагедия. – Господи! – всплеснула ладошками от переживаний Зиночка. – И что же теперь? – А ничего, – грустно вздохнула Зинчук и отпила кофе из маленькой чашечки, поставила ее аккуратно на блюдце и закончила свою мысль: – Завершится экспедиция, и все разъедутся по домам и продолжат заниматься делом своей жизни. И все. – Не может быть, – чуть не плакала Зинуля. – В жизни и не такое может быть, Зиночка, – похлопала ее утешающим жестом по руке Зинчук и посоветовала: – Вы лучше бы, Зиночка, если хотите помочь чем-то, придержали бы Анжелу свою, чтобы не испортила им последние дни общения. |