Книга Откровения Екатерины Медичи, страница 62 – К. У. Гортнер

— Немыслимо! Откуда гугеноты могли взять деньги, чтобы за столь краткий срок собрать такое большое войско?

— Воистину так. Согласно моим донесениям, они получают помощь от кальвинистских банкиров Женевы. Отследить перемещение денег, конечно, невозможно, однако кто-то спланировал этот ход довольно давно. Подобные сделки не заключаются за одну ночь.

— А Колиньи? — В глазах у меня потемнело.

— О нем ничего не известно. — Бираго опустил взгляд. — После Васси мои осведомители потеряли его след.

Я должна была действовать. Нельзя сидеть сложа руки и ждать, пока все, за что я так долго боролась, сгорит в огне войны.

— Наверняка мы что-то можем предпринять, — пробормотала я. — Можем мы отправить гугенотам письмо?

Бираго кивнул.

— Так отправь, — сказала я, — а я поговорю с Меченым. Скажу, что хочу вначале вступить в переговоры с гугенотами. Напомню, что прежде, чем он вступит с ними в бой, ему понадобится наше монаршее дозволение.

Герцог явился и, выслушав меня, расхохотался мне в лицо.

— Мадам, вы решили, что сможете предотвратить священную войну? Сделайте одолжение, попытайтесь! Гугеноты сейчас идут маршем к Сен-Дени, где я их довольно скоро встречу. Однако вы поедете туда только под охраной моих людей, ибо я знаю, что эти еретики ни за что не согласятся начать переговоры или сложить оружие — ни ради вас, ни ради короля, ни ради самого Господа.

Охрана, выделенная Меченым, состояла из пяти солдат и коннетабля — жалкий эскорт лишь подчеркивал, сколь мало заботит Меченого моя безопасность. Знойным утром я в сопровождении Лукреции села в седло и выехала на равнину за стены Парижа, где вожди гугенотов обещали ждать меня.

Я осадила коня. На истоптанных полях, которые простирались передо мной, и в самом деле стояли лагерем несколько тысяч солдат. Солнечный свет заливал скопление множества шатров и разнообразного вооружения: пушки, аркебузы, копья, осадные машины и щиты, — этого было довольно, чтобы повергнуть в прах стены Парижа.

Увиденное меня ошеломило. Я привыкла видеть в гугенотах преследуемое меньшинство, подданных, которые нуждались в моей защите. Сейчас, однако, перед нами расположилась армия, намного превосходившая мою дворцовую стражу.

— Кальвинисты явно получили за свои деньги сполна, — прошептала я Лукреции.

— Только поглядите на этих еретических ублюдков! — злобно прошипел коннетабль, ехавший верхом рядом со мной.

Я покосилась на него с отвращением, удивляясь, как он не рухнет замертво от жары, наглухо закованный в свои внушительные доспехи. Трудно было поверить, что в жилах этого человека течет та же кровь, что у Колиньи.

— Они — люди, — отозвалась я, — и также подданные короля.

— Люди? — Коннетабль уставился на меня из-под седых бровей. — В тот день, когда они приняли в свое сердце Кальвина, они перестали быть людьми и стали отродьями дьявола.

Вместо ответа я ударила каблуками по бокам кобылки и поскакала к белому шатру, украшенному изображением красного креста — символа крестовых походов, который позаимствовали гугеноты. Эскорт последовал за мной, и тишину нарушали только бряцанье сбруи да размеренный перестук копыт. Вдалеке поднялось облако пыли; к нам скакал отряд. Вновь я осадила кобылку.

— Это может быть засада, — прошептала Лукреция. — Что, если они захватят вас в плен?

— Чепуха. — Я отбросила вуаль. — Если Меченый меня ни во что не ставит, вряд ли у этих людей окажется иное мнение.

Приближавшихся гугенотов возглавлял дерзкого вида юноша: в кольчуге, белая туника без рукавов стянута поясом. Подобным образом были одеты и его спутники; сколько я ни всматривалась, Колиньи среди них не заметила. Юноша осадил жеребца и презрительным взглядом окинул отряд коннетабля. Затем обратился ко мне:

— Приветствую ваше величество в Священном Братстве во Христе, братстве защитников истинной веры.

Итак, у католиков появился Священный Триумвират, а у гугенотов — Священное Братство. Интересно, подумала я, как расценивает такое положение дел Колиньи… А еще интересней — куда он делся?

— Где я могу поговорить с вашими вождями? — спросила я.

— В шатре. Но вы, ваше величество, должны пойти туда одна.

— Ее величество никуда не пойдет одна, — буркнул коннетабль. — Мне велено сообщить обо всем, что вы скажете друг другу.

— Значит, не будет сказано ни слова. Можете возвращаться в Париж.

Монморанси схватился было за рукоять меча, но тут вмешалась я.

— Ваши вожди обещали мне полную безопасность. Их обещание осталось в силе?

— Если коннетаблю и стоит в чем-то сомневаться, так это в праведности дела, которое он защищает. — Юноша мрачно усмехнулся. — Мы не сжигаем заживо женщин и детей и не вешаем пасторов на деревьях.

Не дожидаясь, пока эти двое тут же развяжут войну, я послала кобылку вперед и поскакала вглубь гугенотского лагеря.

Шатер, предназначенный для встречи, был всего лишь большой походной палаткой, но по крайней мере укрывал от солнца. Юноша подал мне кубок с водой. Минуту спустя, к моему потрясению, вошел Колиньи, в точно такой же белой тунике. От долгой скачки под палящим солнцем волосы его кое-где выгорели до золотистого оттенка, и это усилило выразительность чеканного лица. Только сейчас я заметила сходство между Колиньи и моим провожатым, который поклонился и вышел из шатра. Мы остались одни.

— Твой брат? — спросила я.

— Самый младший. — Колиньи кивнул.

— Стало быть, это семейное дело.

Я не могла притворяться, будто удивлена. В глубине души я давно уже знала правду. Такой человек, как Колиньи, не мог смириться с преследованиями, которым подверглась его вера. Однако почему он ничего не сказал мне? Почему позволил поверить, что он лишь посланец, не имеющий подлинного влияния? Вопросы эти так и вертелись на кончике языка; мне не хотелось порочить нашу близость сомнениями.

Я отставила в сторону помятый серебряный кубок.

— Я приехала, чтобы сказать: вы не сможете победить. У герцога де Гиза и его Триумвирата вдвое больше солдат. Вы должны разоружиться и начать переговоры.

— Кому, как не тебе, следовало бы понять, что на сей раз мы должны добиться правосудия. — Колиньи окинул меня задумчивым взглядом.

— Это не правосудие! Это война! — Я запнулась, вынудила себя умерить голос. — Я заставила бы Меченого расплатиться за то, что он совершил.

Губы Колиньи, окаймленные бородой, дрогнули в невеселой усмешке. Он отошел к столу, на котором лежали груды карт.

— Екатерина, — проговорил он наконец, — Меченый въехал в Париж во главе целого легиона. Он держит тебя и короля в заложниках, он закрыл входы и выходы из города. Как же ты собиралась остановить его, не имея собственной армии?