Книга Без ума от графа, страница 20 – Кристина Брук

— Нет.

Похоже, придется смириться с его отказом. Розамунда поникла, но все же выдавила вопросительно-утвердительное:

— Да?!

Вскинув голову, она решительно произнесла:

— Хорошо. Два раута, один музыкальный вечер, один пикник, одна прогулка в парке... и новый гардероб. Для вас.

Она еще смеет торговаться с ним? Гриффин пристально посмотрел ей в глаза и смутился — в них явно отражались твердость и настойчивость, которые так плохо вязались с ее красотой и очарованием.

Тем не менее такое сочетание обезоружило его.

— Хорошо, договорились.

О, черт!

Ее лицо буквально засияло от радости. Она была неотразима. Им овладело искушение — подойти и обнять, чтобы разделить с ней радость, которая, судя по виду, ее переполняла.

Однако Гриффин сдержался, дело было в том, что ему в голову пришла мысль обо всех тех штучках, которые она припасла для него.

Он буркнул себе под нос:

— Теперь я вижу, как нелегко ухаживать.

Радуясь одержанной победе, Розамунда шутливо надула губки.

— О, бедного медведя выгнали из его берлоги и заставили танцевать.

— Гм, как я погляжу, вы примеряете на себя роль вожатого медведя.

Она рассмеялась:

— Ну, что-то подобное. Как это неромантично. Но вы сделаете это ради меня, Гриффин?

— Конечно, сделаю. Хотя мне это не по душе.

— О, никогда не знаешь, что понравится, а что нет, пока сам не испытаешь.

— Уверен, что мне это не понравится.

Внезапно его посетила великолепная идея. Он задумался. Будь она сейчас по-другому одета, он ни за что не осмелился бы предложить ей такое. Если бы она была более мягкой и покладистой и не обладала таким твердым характером, он скорее всего ничего не стал бы требовать взамен...

Он подошел к ней почти вплотную.

— А теперь, дорогая, моя очередь ставить условия.

Розамунда широко раскрыла глаза, но, как ему показалось, вовсе не от страха. Да, в смелости ей не откажешь. В отличие от остальных женщин Розамунда не боялась его.

— Каковы же ваши условия? — прошептала она.

Сможет ли он сказать это? Однако голос плоти твердо и упорно подсказывал — сможет. Хриплым от волнения голосом Гриффин сказал:

— В качестве награды за мое хорошее поведение я хочу получить кое-что взамен.

— Кое-что?

Розамунда посмотрела ему в лицо. От ее взгляда его бросило в жар. Он тут же вспомнил, как поцеловал ее и она ответила ему столь же горячим и чувственным поцелуем.

— Да.

Но на этот раз он имел в виду не только поцелуи. Гриффин судорожно подбирал слова, в которые надо было облечь мысль, но так, чтобы это прозвучало не грубо.

— Интимные отношения... по моему выбору.

Ее огромные синие глаза стали настолько большими и глубокими, что в них, казалось, можно было утонуть.

Она была испугана и шокирована: по-видимому, в ее представлении он был грубым, отвратительным чудовищем. Разозлившись на себя, он пробурчал:

— Мы будем мужем и женой. Вы должны понимать.

Взгляд ее погас.

— Конечно, — тихо ответила она и потупилась. — Я согласна на ваши условия, лорд Трегарт.

Она протянула руку, будто заключала с ним соглашение. Ее хрупкая нежная ладонь утонула в огромной лапище Гриффина. Больше всего ему хотелось поднести ее ручку к губам и осыпать поцелуями, упасть на колени и обещать все, что угодно, быть ее верным рабом, но гордость помешала осуществлению этого намерения. Гриффин чисто по-деловому пожал ей руку и поклонился; в ответ она присела в реверансе с королевским достоинством, что удалось бы далеко не всякой даме.

Бросив на нее последний взгляд, он увидел перед собой златокудрую богиню, в спину которой светило солнце, отчего ее тело, сводившее его с ума, просвечивалось сквозь полупрозрачную ткань.

Но еще удивительнее было задумчивое выражение, застывшее на ее лице, и особенный свет в божественно синих глазах.

Как ни велико было искушение оставить Лидгейта на растерзание леди Стейн, Гриффин не мог не признать справедливость слов Розамунды: следовало обновить весь свой гардероб. Итак, надо было выручать Лидгейта.

Гриффин совсем не разбирался в моде и даже не знал, где располагаются магазины. В Лондоне он был всего один раз, разумеется, в тот единственный визит были дела поважнее, чем покупки.

Сейчас тоже не хотелось тратить время на посещение магазинов. С учетом своих непритязательных требований, он надеялся, что Лидгейт поможет ему сэкономить время — подыскать хорошего портного. Несмотря на внушительные габариты, он полагал, что заказ двух новых сюртуков не будет слишком обременительным делом. Он рассчитывал, что с помощью Лидгейта визит к портному займет не более часа.

Он сам нашел дорогу к библиотеке и на подходе позаботился о том, чтобы произвести как можно больше шума. Он топал ногами, то и дело кашлял, а затем целую вечность стучал в двери, прежде чем решился войти.

Однако все предосторожности оказались лишними. В библиотеке был только Лидгейт, он стоял, уставившись в пустой камин, и о чем-то думал.

— А, наконец-то! Я уже собирался идти вас искать. — Лидгейт выпрямил плечи и шагнул навстречу Гриффину. — Вас так долго не было, что я уже начал волноваться, не поджарила ли вас Розамунда на сковородке, не запытала ли каленым железом.

Гриффин усмехнулся.

— Неужели у нее склонность к насилию?

— Нет. Но любая женщина почувствует себя оскорбленной, если жених не замечает ее несколько лет.

Они вышли из библиотеки.

— Похоже, ей удалось отомстить. Мне придется прыгать перед ней на задних лапках и появляться в свете. Как вам это нравится?

— Молодчина она! — воскликнул Лидгейт. — Но в таком случае вам надо приодеться.

— До или после того, как меня поджарят? — пошутил Гриффин. — Я чувствую себя большим жирным гусем, честное слово.

Получив свои вещи у лакея, чей угрюмо-мрачный вид без лишних слов говорил о том, что он не забыл своей стычки с Гриффином, приятели вышли из дома.

Спустившись с крыльца, Лидгейт озабоченно сдвинул бобровую шапку назад.

— Где вы остановились? У «Лиммера»?

Лидгейт покачал головой.

— У «Лиммера» трудно оставаться больше чем одну ночь. Там чертовски шумно и многолюдно. Лондонские щеголи облюбовали это местечко для своих кутежей.

Лидгейт был прав, но Гриффин не собирался оставаться в гостинице больше чем на ночь, от силы на две. Но теперь все изменилось.