Книга Танцующая при луне, страница 32 – Энн Стюарт

Лиззи бросила на него возмущенный взгляд.

— С какой стати ты решил донимать меня своими гнусными намеками? Это из-за того, что сэр Ричард уехал и тебя некому осадить?

— По правде говоря, другим от меня достается еще больше. К тебе, если уж на то пошло, я отношусь лучше, чем к подавляющему большинству людей.

— Что-то мне не верится. Почему вдруг?

— Почему? — откликнулся он. — Наверное, потому, что ты занимаешь меня. А это мало кому удается.

— Как мило.

— Дело, полагаю, в твоем характере. И в рыжих волосах — а они просто восхитительны. Эти твои уродливые платья и потупленные глазки — наивная попытка выглядеть как можно скромнее. Идиот вроде моего приемного отца еще мог бы обмануться, но только не я. Ты держишься так враждебно, любовь моя, и это очаровывает меня.

Ошеломленная Лиззи уставилась на него:

— Тебя так просто очаровать?

— Что ты, напротив. Скажи-ка лучше, как тебе мой суп?

Лиззи не знала, радоваться ей или огорчаться этой внезапной смене темы разговора.

— Вполне приличный, — ответила она.

— Приличный? — засмеялся Габриэль. — Детка, да я — самый настоящий кулинарный гений, а ты считаешь мой суп всего лишь приличным! Должно быть, твой вкус слишком неразвит, чтобы оценить ею по достоинству. Пожалуй, мне стоит заняться развитием твоих чувств.

— Тебе стоит держаться от меня подальше. Где ты научился готовить?

Габриэль откинулся на спинку стула, глядя на Лиззи с благосклонной улыбкой.

— Видишь ли, чтобы ответить на этот вопрос, мне пришлось бы рассказать тебе историю моей бездарно потраченной жизни, а ты, я думаю, еще не настолько окрепла после болезни.

— Я сильнее, чем ты думаешь, — заявила Элизабет, глядя ему прямо в глаза.

— Может, и так, — пожал он плечами. — У меня была весьма насыщенная жизнь, детка. Пытливый ум — вот мое истинное проклятье. Дарем, как от него и требовалось, нанял для меня лучших учителей, однако я быстро превзошел их в науках. Вдобавок я никогда не довольствовался традиционными ответами, если существовали и другие возможности. Полагаю, сэр Ричард надеялся, что я, по достижении совершеннолетия, стану служителем церкви. Так он мог бы избавиться от меня безо всяких хлопот. Однако я зашел чуточку дальше и присоединился к католической церкви. И он, и леди Элинор пришли от этого в настоящий ужас — Габриэль довольно улыбнулся.

— Я не знала, что можно перейти в другую веру, — сказала Элизабет.

— Ах да, твой отец — англиканский пастор, так ведь? Наверняка он порассказал тебе всяких ужасов про католиков. Увы, моя радость, католицизм не так уж сильно отличается от англиканства. Только что обряды посложнее, а так — ни человеческих жертвоприношений, ни сатанинских ритуалов.

— А ты шел туда за этим? — с ужасом спросила Элизабет.

— Вовсе нет. Я лишь хотел найти ответы на кое-какие вопросы. Я рассчитывал посвятить свою жизнь всевозможным изысканиям, и суровый католический бог мог исполнить мое желание. Вот потому-то я и отправился в монастырь. Даремам это было лишь на руку. Я не только лишался права на землю и титул, но и, при некотором везении, навсегда исчез бы из их жизни. Однако удача решила повернуться к ним спиной.

— Ты же не думаешь, что они и правда хотели от тебя избавиться? Хоть ты и не был их родным сыном…

— Они хотели, чтобы я умер, — спокойно закончил фразу Габриэль. — Впрочем, я отвлекся. Ты спрашивала, где я научился готовить. Так вот, я освоил это искусство, пока жил во Франции, в монастыре. Еще я могу печь хлеб, разводить пчел, ухаживать за садом и составлять разного рода лекарства из трав. Я мог бы приготовить весьма действенный отвар от головной боли, которая, как я вижу, все еще мучает тебя. Но раз уж ты проявила такое пренебрежение к куриному суну, вряд ли ты согласишься выпить мое лекарство.

Элизабет не стала разубеждать его в обратном.

— Сколько лет ты провел в монастыре?

— Пять, — светло улыбнулся он. — Пять лег молитв, учебы и усердного труда. Пять лет почти полного молчания, что, конечно, не улучшило мой французский. Все было просто замечательно до тех пор, пока я не пришел к выводу, что не верю в их бога.

— Что ты говоришь! — Теперь ему действительно удалось ужаснуть Элизабет.

— Я никогда не был поклонником традиционного христианства, — мягко заметил Габриэль. — Говорю тебе, я наделен пытливым умом. В какой-то момент я решил, что пора оставить монастырь и начать самостоятельно искать ответы на волнующие меня вопросы.

— Неужели можно просто так взять и уйти из монастыря?

— И из женского тоже — сообщаю тебе на случай, если ты когда-нибудь решишься постричься в монахини. Надеюсь, правда, что этот печальный день никогда не настанет. — Взяв у нее тарелку, Габриэль подошел к очагу и налил ей еще супу. — Разумеется, меня отлучили от церкви, что позволило мне вновь владеть титулом и землей. Но оно того стоило, поскольку сэр Ричард пришел в страшную ярость.

— За что ты его так ненавидишь?

Габриэль вновь уселся за стол, поставив перед Лиззи тарелку с супом.

— Это жадный, глупый и злобный старик, который не любит ровным счетом никого, кроме себя и своих никчемных деток. Он продал право первородства за деньги и титул, а теперь ему даже некому их передать.

— У него четверо детей…

— В действительности только двое. Мы с Джейн им неродные. Они с женой приняли меня в качестве собственного ребенка за эту землю, титул и щедрое вознаграждение, что казалось им тогда выгодной сделкой. Я был ребенком болезненным, и Даремы надеялись, что долго я не протяну. К несчастью для них, я выжил. По закону, именно я наследую их земли, титул и деньги, а Эдварду с Эдвиной не остается ровным счетом ничего.

— Как и Джейн?

— О Джейн я позабочусь, — холодно заметил Габриэль. — Она знает, что ни в чем не будет нуждаться, хотя ей, в отличие от Даремов, глубоко на это наплевать. Все, что ей нужно, — ее бесценные лошади.

— Я думаю, ей нужно кое-что еще, — осторожно вставила Элизабет.

— Ну да, ей нужен Питер. — Габриэль бросил взгляд в сторону пустынной лестницы. — Но это то, чего я не могу ей дать. Придется Джейн самой распутывать этот клубок. — По лицу его скользнула улыбка. — Настоящая любовь всегда сопряжена с трудностями.

— Ты веришь в настоящую любовь? Странно это слышать, — заметила Элизабет.

Вторая порция супа оказалась даже вкуснее первой, ведь теперь ей не приходилось бояться, что он ее отравит.

— Встречается она весьма редко, но я всегда готов отдать ей должное, — пожал он плечами. — А кстати, ты-то сама почему очутилась здесь?

Элизабет выронила тяжелую металлическую ложку.

— О чем ты? — нехотя спросила она.