Книга Украшение и наслаждение, страница 48 – Мэдлин Хантер

Взглянув на свой стакан, Кендейл с усмешкой сказал:

— Пусть и французское. Ничего не имею против.

— И вообще мы должны как-нибудь развлекаться, пока не забыли, как это делается, — подхватил Эмбери. — Может быть, нам всем стоит отправиться на бал к Пенхерсту? Кто-нибудь из вас приглашен?

Дариус был приглашен. По возвращении домой он обнаружил приглашение от Пенхерста, однако не знал, стоит ли ехать. Потому и молчал. Эмбери же рассмеялся и заявил:

— Итак, решено: мы поедем туда! Ради тебя, Кендейл. Только надо научить тебя улыбаться, чтобы ты выглядел более или менее презентабельно. Я представлю тебя некоторым молодым леди, которые, как гласят слухи, находят тебя привлекательным в каком-то смысле.

— Я не ищу жену, — пробурчал виконт.

— А они не ищут мужей, потом что уже обзавелись ими.

Все трое рассмеялись. И Дариуса снова посетили мысли о его собственном бальном зале и о женщине, никогда не танцевавшей в подобном помещении, но зато сладостно обнимавшей его под огромной люстрой этого зала.

— Вот и он, — проговорила Кассандра взволнованным шепотом. — Не могу поверить, Эмма, что мы своего добились.

Эмма тоже не могла в это поверить, но свидетельство ее успеха уже входило в двери аукционного дома в лице господина Людвига Вернера, ступавшего с привычной воинской выправкой. Он приблизился к ним и поклонился. Обедайя же согнулся в поклоне еще ниже.

— Мы чрезвычайно польщены тем, что вы доверяете нам коллекцию графа, — сказала Эмма. — Для нас это высокая честь, и мы вас не разочаруем.

Герр Вернер поднял руку, и тут же группа графских слуг принялась вносить полотна.

Эмма нервно облизала губы и подошла к Обедайе.

— Тициан, — прошептала она, когда перед ней предстала большая картина с изображением мифологической сцены.

— Какой великолепный Тициан! — громко воскликнул Обедайя.

Герр Вернер кивнул и снисходительно улыбнулся.

— А вот Джиованни Беллини, — прошептала Эмма, увидев следующую картину.

— Ах, Беллини! — воскликнул Обедайя, радостно хлопая в ладоши. — Думаю, это лучший из всех его портретов. Это ведь венецианский дож, не так ли, господин Вернер?

— Похоже, что это Рембрандт, но под вопросом, — зашептала Эмма, когда перед ними промелькнула сцена, изображающая эпизод из Ветхого Завета.

Обедайя подал знак слугам, чтобы те остановились. Он долго вглядывался в полотно, затем махнул рукой, давая слугам понять, чтобы продолжили демонстрацию других картин.

Так продолжалось с полчаса, и за это время они успели бегло просмотреть двадцать пять полотен. Потом картины прислонили к стене демонстрационного зала, с тем чтобы позже их оценить.

А затем в зал вошли трое солдат, и господин Вернер спросил:

— Вы не станете возражать, если несколько человек из охраны графа останутся здесь до того, как закончится аукцион? Ведь нельзя оставлять сокровища без присмотра…

Обедайя в смущении молчал. Но Эмма тут же ответила:

— Да, конечно, господин Вернер. Думаю, один из них должен стоять снаружи, за дверью, чтобы показывать каждому, кто замыслит кражу, свою саблю.

Герр Вернер одобрительно кивнул и что-то сказал солдатам по-немецки. Один из них тотчас занял пост за дверью. Эмма же снова приблизилась к Кассандре, и та с улыбкой заметила:

— Очень остроумно… Этот солдат в униформе окажется более интригующим, чем любая реклама и приглашения, которые мы могли бы себе позволить.

— Я тоже так подумала.

Эмма надеялась, что теперь господин Вернер удалится — им с Кассандрой надо было закончить подготовку большого предварительного показа, и ей хотелось повнимательнее рассмотреть поступившие картины.

Но господин Вернер не торопился уходить; он принялся разглядывать стены с висевшими на них картинами.

— Я в недоумении, — сказал он Обедайе. — А где же картины, представленные лордом Саутуэйтом?

Обедайя наклеил на лицо улыбку, однако смотрел на Эмму с отчаянием.

— Картины лорда Саутуэйта?.. Видите ли, они…

— Я думала, что они уже прибудут к этому времени, — вмешалась Эмма. — Но возможно, я что-то не так поняла. Возможно, он намерен доставить их попозже. А вы, господин Вернер, общались с этим уважаемым коллекционером?

Немец нахмурился и проворчал:

— Он написал мне и сообщил, что представит на ваш аукцион четыре важных полотна. Конечно, участие столь уважаемого человека успокоило меня. — Вернер обернулся и, посмотрев через плечо на Обедайю, с лукавой улыбкой добавил: — Разумеется, делу помогла и наша особая договоренность о комиссионных.

— Недавно к картинам, которые мы собираемся выставить на аукционе, добавили полотно Рафаэля. Но оно поступило не от графа Саутуэйта, а от другого весьма достойного и уважаемого джентльмена, пожелавшего остаться анонимом, — сказала Эмма. — Этот Рафаэль — исключительная работа, вполне достойная того, чтобы составить компанию вашей, сэр, коллекции. Желаете ее увидеть?

Упоминание о Рафаэле, по-видимому, впечатлило господина Вернера. Он уже собирался заговорить, когда что-то отвлекло его. Сделав резкое движение, немец повернулся к двери и тут же расплылся в широкой улыбке.

— А вот и он! Я написал ему и сообщил, что сегодня доставлю картины — на случай, если бы он пожелал увидеть их первым.

Тоже улыбнувшись, Саутуэйт вошел в зал. Он кивнул Вернеру, затем отвесил учтивый поклон дамам, после чего, повернувшись к Обедайе, проговорил:

— Мистер Ригглз, картины, о которых я говорил, сейчас выгружают. Думаю, вы найдете местечко, где их можно повесить, даже если коллекция графа, столь впечатляющая, станет украшением вашей распродажи.

Обедайя с изумлением взглянул на Эмму — он не верил, что Саутуэйт и впрямь собирался представить на аукцион свои картины. Но господин Вернер, к счастью, ничего не заметил.

— Я так понял из вашего письма, лорд Саутуэйт, что вы собираетесь представить на распродажу более современные картины, — сказал немец. — В таком случае наши окажутся в хорошей компании, и мы не будем соперничать друг с другом.

Тут в зал стали вносить картины Саутуэйта. Сначала появился Ватто, которого граф приобрел на их аукционе, потом — Жилло, затем — очаровательная работа итальянского примитивиста, которую Эмма не смогла бы оценить. И наконец, в зал внесли прекрасную картину Гварди, представлявшую сцену из венецианской жизни.

Обедайя прошептал Эмме:

— Лорд Саутуэйт сообщал вам о своих намерениях?

— Нет, даже не намекнул…

Когда же граф написал Вернеру о том, что выставит свои картины? Похоже, это произошло до его последней поездки в Кент.

Но ведь Саутуэйт был против этого аукциона. Он хотел, чтобы она продала дело. Теперь ей даже известно, что граф подозревал «Дом Фэрборна» в преступной деятельности. И все же он сделал все возможное, чтобы она заполучила эту коллекцию. Почему?