Онлайн книга «Танцы на льду»
— Ну, чтоб тебя не терзали сомнения, отстучи в Офонаревск телетайп. Так и так, просим проверить, отгружалась ли на фармацевтический завод такого-то числа партия бормотала. Проблем-то… На, держи. Валька захлопывает папку и возвращает мне. Я благодарю Щеглова за совет и иду к дверям. — Погоди-ка, Юрок… Я оборачиваюсь. Валькино лицо сияет ехидностью. — Из тебя, пожалуй, выйдет опер. — Почему, Валь? — Граждане, говоришь, папочку нашли? Хо-хо-хо… Утро следующего дня одарило меня новым материалом. Настоящая кража. Не то что стекло. Я сижу за столом и вникаю в фабулу, разбирая корявый Валькин почерк. Заявление принято накануне вечером. Раз принято, значит, отшить гражданина не удалось. О нет, не гражданина. Гражданку. Я откидываюсь на стуле и чувствую себя мистером Холмсом, читаю объяснения, как он — старинный манускрипт про собаку Баскервилей. «Я познакомилась с ним в троллейбусе, пригласила домой, угостила чаем и ликером… Потом так получилось, что мы оказались в постели, и я заснула… Пропали деньги в сумме… кольцо золотое… проездной билет… Приметы…» Так, это полный беспредел. Выпил ликер, получил удовольствие да еще проездной прикарманил. Полный набор! Ничего, я тебя быстро повяжу, любовничек липовый. Я беру чистый лист и, как нас учили в школе, составляю план раскрытия преступления. Первое — делаем фоторобот, второе — этот фоторобот покажем водителям троллейбусов и продавцам ларьков, в которые ворюга может притащить краденое золото. Третье — несколько дней покатаемся в троллейбусах нужного маршрута, чтобы взять любовника с поличным во время его входа в доверие к одиноким женщинам. Четвертое… Когда десятый пункт появляется на бумаге, я с облегчением кладу ручку и блаженно выдыхаю. Все! Считай, дядя за решеткой. План классный, в школе пятерку бы поставили. Я даже не забыл отправить окурки на экспертизу. На всякий случай, пожалуй, прочитаю план наставнику, который сегодня на месте. Правда, не очень хочется его будить, тем более, сон Виктора Геннадьевича нервозен и беспокоен. Спит наставник, положив голову на стол, руки сложив на коленях. Возможно, ему снится мебель от фирмы «Ангелина», а может, далекое детство, когда летаешь во сне. Я дотягиваюсь до плеча Черненко: — Витя, на минуточку. Не проснешься, а? Виктор Геннадьевич вздрагивает, как от укуса осы, и резко тянет руку подмышку. — Кого берем?! А?! — Никого не берем, Витя. Это я, Юра. Черненко отводит пистолет и кашляет: — Фу ты… Это все из-за радикулита. Застудил спину. Пистолет исчезает в кобуре. — Что, Юрок, случилось? — Ничего, Вить, ничего. Я вот план набросал по краже. Послушай, может, что-нибудь не так? Я читаю все десять пунктов. Наставник сверлит взглядом свои ботинки и периодически кивает. Когда я заканчиваю, он вопрошает: — Это для проверки, что ли, план? Тогда нормально. Можешь печатать. — Да нет, Вить, не для проверки. Мне кражу раскрыть хотелось бы. Вчера вот вечером приключилась. Витькина «беломорина» снова самопроизвольно воспламеняется. По рефлекторному подрагиванию его ноздри я понимаю, что в план вкралась ошибка. — Вчера? Вчера кража была? А чего ж ты план сегодня пишешь? — Я вчера не знал про нее, Вить. Я ж только сегодня заяву получил. Дергается вторая ноздря. — Я спрашиваю, зачем ты его вообще написал? Там что, сразу дело возбудили? — Нет еще. Но через три дня все равно придется возбуждать. Витька резко бросает: — Вот что, умник распрекрасный, ты эти мысли при себе держи, они нам без надобности. — Но, Вить… — Что ВИТЬ? Окурки, фоторобот… Забивают вам голову черт-те чем. Ладно, — уже спокойнее говорит Витька, — я сам такой же был. Это с годами проходит. Никакого плана по этой краже писать не надо. Кражу желательно отказать, то есть списать материал в архив. А мужика так ищи, без уголовного дела. — К-как отказать?! Невозможно. Нереально, не… — Все реально. Откажешь за отсутствием события преступления. Пусть напишет, что все нашла. Теперь ноздря задергалась у меня. Вместе с ухом. — К-к-как нашла? Что ж она, дура совсем? Или мне тоже на нее копать, как на Блюминга? — Дело вкуса. Можно накопать, а можно и наоборот. Ублажить. Как, кстати, дамочки фамилия? — Пушкина, как у поэта. — А-а, так ее пятый или шестой раз обносят. Падкая она очень на мужиков. И главное, бестолковая. Сколько ни предупреждай, все равно в троллейбусы тянет. Ну раз, ну два… но пять?! А потом к нам бежит — помогите, обокрали, сволочи. Не пойму только, чего ее Щегол назад в троллейбус не послал. Пускай бы ехала далеко и долго. Ладно, не беда. Короче, чтобы она написала, что золото-деньги-проездные нашлись, надо ее ублажить. — Как? Как ублажить? — Просто. Как баб ублажают? У каждой бабы есть своя слабая сторонка. Кто-то любит французские духи, кто-то — бриллианты, кто-то — всякое прочее. Пушкина как раз — всякое прочее. Не хватает ей в жизни мужской ласки, а на другое у тебя и денег не хватит. — И что? — Тебе и карты в руки! Зачем тебе закон три дня дает? Именно для этого. Действуй, Юрок. А план у нее над кроватью повесь, чтоб не приглашала кого ни попадя. — Мне опять дома не ночевать? — А ты что хотел? Это оперативная работа, а не завод железобетонных конструкций. Ты-то что переживаешь? Ты ж, кажется, холостой. Но даже если и женишься когда, голову подобной ерундой не забивай. Ты на службе. Служба — дни и ночи. Как в песне. Моя вот половина очень строго вышколена. Если после рейда или засады меня дома не будут ждать горячая котлета, улыбка и фраза: «Я горжусь тобой, милый», половину ждет скандал. А тебе что переживать? Позвони маме и предупреди. Я будто сквозь дымку смотрю на план и больше не чувствую себя Холмсом. Я чувствую себя лилипутом в Стране великанов. Ну, и чуть-чуть дураком… — Ты любишь меня, Юра? Вот! То, чего я боялся! То, до чего доводит безмерное потребление телесериалов и любовно-авантюрной литературы. Тридцать лет женщине, а высота жизненного опыта на уровне пятнадцатилетней школьницы. Тут не только без проездного можно остаться… В другой раз я затеял бы монолог в стиле Онегина: «Видишь ли, Таня… Я не умею, Таня…» Но сейчас надо бить в точку. Прямо и метко. Вгонять в десятку! — Конечно, Таня… — Ах! Я сижу на краешке разобранного дивана и смотрю на плакатик «Тропиканки». В желудке переливается непереваренный ванильный ликер. Мучают изжога и совесть. |