Онлайн книга «Хранитель понятий»
|
– Ладно, паря, я тебе тоже ничего не скажу, пока сам не запросишься потрендеть по душам, – человек за пустым столом, смотрел в упор, будто пилой пилил, и говорил нагло и весело. – Ух, как ты просить меня станешь. Парашу будешь готов вылизать, лишь бы я с тобой покалякал. – Я смотрю, вы не совсем понимаете, с кем имеете дело! – задержанный гневно встряхнул костюмными и жировыми складками, погнав волну дороженных парфюмерных ароматов. – Да будет тебе разоряться, – типа заскучавший слушатель нажал кнопку под крышкой стола и бросил заглянувшему в дверь надзирателю. – Веди его в пятый. – А кто это был? – имел наглость спросить Апаксин у вертухая. Очень похожая рожа скалилась на Апаксина с заборов и из рекламных роликов. Но тот кандидат в депутаты выглядел гораздо интеллигентней. – Следователь по особо важным делам Сергей Владимирович Шрамов, – ответил, воротя лукавые глазки, вертухай, вместо того, чтобы дать пинка тормозящему пижону... ...Через два часа сорок минут из карцера номер пять, прозванного обитателями «Углов» сволочильником, присмиревшего задержанного спортивного барыгу Апаксина в сером, теперь уже местами запачканном костюме повели в камеру номер сорок семь. Петр Михайлович Апаксин очень устал от скрюченного сиденья в коробченке полутораметровой высоты. От жуткого холода, от мерзкой вони и от бесконечного звона, идущего по ледяным трубам. От собственного бессилия, в конце концов, устал Петр Михайлович, а бессильным он не ощущал себя уж лет десять. Главное, что порождало бессилье – битые два часа он тужил мозг найти отгадку своему попаданию в тюрьму и не находил. И ведь брали его не менты, а натуральные уголовники. И о том, что его повязали, никто в офисе не догадывается. И еще измен хватит набить доверху трюма парома «Сибия лайн». Но камерная вонища сквозь усталость огрела бедолагу по кумполу. Такой смрадный, спертый воздух Апаксин вдыхал лишь в редкие и вынужденные посещения общественных уборных. Теперь еще и жарища... И не воду льют за шиворот и на лицо, нет, это пот хлещет, заливая рубашку и глаза. И очень, очень хреново сделалось Апаксину – от желудка до души. А вокруг задвигались и заговорили: – Новенький... По первой... Не чалился... Жирный, как баба... Клифт кондовый... Прямо с бала сняли... Шмонит, как от клумбы... Вокруг замаячили рожи, казавшиеся Апаксину дикарскими. Его стали куда-то толкать. – Иди прописываться... Апаксин ни в кошмарах, ни в бреду не предполагал, что вынужден будет тереться среди уголовных отбросов. Тюряга представлялась ему чем-то вроде Чечни – есть, существует, всегда добро пожаловать, но так далеко... Он обо что-то или об кого-то спотыкался, слышал в свой адрес глухую ругань, раз получил тычок по голени. Его провели через всю камеру, подвели к какой-то койке. – Кто таков? Апаксин вгляделся, утер пиджачным рукавом заливающий глаза пот... Нет, не мерещилось. Если б мерещилось... Петр Михайлович отказывался что-либо понимать. Как такое может быть! На синем одеяле, поджав под себя босые ноги, в тельнике, в трениках с оттопыренными коленками и с беломориной в зубах сидел следак по особо важным. Лопни глаза, тот самый, что два часа сорок минут назад допрашивал его в кабинете и потом отправил в карцер. – Обзовись, фраерок! – потребовал от него следак по особо важным. А Петр Михайлович не мог заставить рот раскрыться. Зубы склеились, и в зобу дыханье сперло. – В отказ мылится, – кто-то за спиной Апаксина услужливо поспешил с комментариями. – Форс наводит. – Петушком закукарекать хочешь? Смысл следовательского вопроса дошел до Апаксина. Под черепушкой замигали картинки из некогда прочитанных книг и газетных заметок, смакующих тюремные порядки. И в центре глумлений, издевательств, грязных сексуальных надругательств на этих картинках рисовался он. ОН – еще несколько часов назад преуспевающий сорокалетний бизнесмен при двух машинах, трех любовницах и жене, при достойном банковском счете и связях в городской администрации. – Вы уголовник? – выскочило у Апаксина само собой. Это неуправляемым журавлем вылетела надежда на розыгрыш, на смех в ответ и подходящее разъяснение безобразий – «Как мы вас провели по просьбе друзей! Пойдемте выпьем, перекусим, еще немножко посмеемся». Надежда не сбылась. Вслед за криком «Да за такое, гнида!..» Петра Михайловича больно двинули бутсом по копчику. А потом зверски вмазали носком ботинка под колено. – По тормозам, Огонек, – приказал следак. – Кстати, Огонек, часики у клиента ты прибрал? Апаксин, разгибаясь, схватился за запястье – пусто. – Это ж лох, он и без меня бы их посеял. Вот его ходики... За спиной Апаксина звякнул браслет. – Ладно, Огонек, оставь себе. Заработал, – следак по особо важным затушил беломорину о протянутую каким-то хмырем пепельницу из мыльницы. – А с тобой, чучело, чего делать? У Апаксина хватило ума не лезть со своими недоумениями типа «Вы следователь или где?». Может быть, не ума хватило, а взгляд подейстовал. Оловянный, пробивающий до кишок взгляд следака-уголовника. Вот когда Петра Михайловича пробрал настоящий страх-то. Ведь этот неизвестный в тельнике может сделать с ним все-все, что захочет. И нет сейчас над Апаксиным НИКАКОЙ крыши. – Там, слышу, кто-то миски драит? – спросил следак. – Дрын старается, – подсказал Валек. – Пусть Костюм его подменит. Потом перетру, сейчас устал я. – Айда, Костюм! – и Валек крайне невежливо развернул Апаксина... * * * Близился к развязке пятый тайм финального матча профессионалов в полутяжелом весе по тюремному пятиборью. Накал страстей среди болельщиков достиг апогея. Зрители на трибунах, то есть на шконках, свистели, визжали и дрыгали ногами. – Ставлю пачку «Примы» на нашего! – «Беломор» на москвича! – Лезвие на Паленого! – Мыло на Рикошета! – подстегивали соперников алчные голоса. На воровской шконке, дальней от двери с вертухайским глазком, двое претендентов на желтую майку лидера яростно точили фильтры. А зрители заламывали руки и в воздух картузы бросали. – На общую надо бы забиться, – водя зыркалами простонал свесивший харю над «стадионом» с верхней полки жадный Зубр. – Ну, давай, – безнадежно борясь с адреналином согласился приткнувшийся рядом Олег Петрович. – Накинем коробок чая против блондинки из журнала? – взвинтил ставки тотализатора азартно пыхтящий Зубр. – Ну давай, – опять не нашел силы вовремя тормознуть Олег Петрович. А ведь не катило ему по черному. Он уже просадил Зубру три телефонные минуты, «плейбойскую» брюнетку, носки и последние сто пятнадцать рублей. И все потому, что Олег Петрович сперва кивал на москвича – тот внушал ему нешуточное почтение суровыми татуировками и ухватками крутейшего парня. Но надо же такому статься – москвич Паленый просрал первые два из забегов. |