
Онлайн книга «Злаки Зодиака, или Ижица-файлы»
— Курбатов Мартын Матвеевич. — Когда и где вы родились? — Шестнадцатого, ноль-пятого, шестьдесят второго, город Пушкин Ленинградской области. — Ваши национальность и гражданство? — Русский, российское. — Привлекались ли вы ранее к уголовной ответственности? — Не сподобился, — господину Курбатову показалось, что он, наконец, просек, какая группа лабает за кирпичной стеной. Украинский арт-фанк-поп-рок, название: «Мертвые груши». Но если Мартын прав, то тогда где-то там доит клиентов позвавший их на гастроли (Курбатов отслеживал — кто, где, куда) ночной клуб «Одеколон», который, как известно всем профикам, размещается не в Питере, а в Вологде. Везли же Курбатова сюда с завязанными глазами не более сорока минут. Наваждение. — Попрошу отвечать «да» или «нет». — Нет. — Ваше место работы и занимаемая должность? — Владелец и директор танцевального ночного клуба «Одеколон», тьфу, привязалось. Ночного клуба «Трясогузка». — Курбатов решил якобы обмолвкой проверить, а вдруг и правда Вологда. Следак не попался на крючок — и бровью не повел: — По какому адресу вы проживаете? — Кораблестроителей сто четырнадцать, квартира пятьсот тридцать восемь. — Что вы можете сообщить по существу дела? — Плавали, знаем. Опять вы будете тянуть жилы о бассейне. Не собирался я делать в клубе бассейн. Не собирался! — Спокойнее-спокойнее. Следствие интересует, каким образом попали к вам в руки и в дальнейшем оказались вами надеты солнцезащитные очки модели «Кошачий глаз». — А вам-то что за дело? — Не отвлекаемся. — Будь по-вашему. Но, плавали, знаем, вы мне башню не запудрите. Вечерний посетитель схлынул, ночной еще не подошел, я вернулся из зала в кабинет передохнуть. Гляжу, на столе лежит журнал «Медведь», раскрытый на статье, как солидному мужчине выглядеть моложе. А рядом эти очки. — Вам ничего не показалось странным? — В каком смысле? — В любом. — Не понял вопрос. — Тогда продолжайте рассказывать. — Я полистал журнал, пробежал статью. Там утверждалось, что очки скашивают лет пять, типа я в них буду тянуть еле-еле на тридцать пять. — Как вы считаете, кто вам мог подложить журнал и очки? — Сначала я решил, что Галька, это у меня барменша. Три года работает, собрался увольнять. Потом подумал, что Тамара, это новенькая официантка, и решил примерить. — Обе имеют право доступа в ваш кабинет? — Да, — кивнул господин хороший и почему-то покраснел, хотя последний раз краснел три года назад, находясь с вышеупомянутой Галиной на нудистском пляже. Он тогда обнаружил, что пора заняться раздавшимся пузом всерьез. — А дальше? — А дальше я, наверное, вздремнул. Открываю глаза — в кабинете два отморозка… — А вы знаете, что ни в последнем номере, ни в предыдущих номерах журнала «Медведь» описываемой вами статьи не публиковалось? — Не понял? — Это так, к сведению. Теперь перечислим всех, кто имел право доступа или мог несанкционированно оказаться в вашем кабинете, когда вас там не было. Хотя надежда, будто в провокации участвовал кто-то из персонала, крайне мала. Хозяин «Трясогузки» стал покорно перечислять охранников, повара, арт-директора, музыкантов… — А не известен вам некий Храпунов Максим Максимович? Нет? Ладно, это к делу не относится. Так вы говорите, что знакомы с лидером группы «Звери»? У меня дочь на нем свихнулась. Еще кто у вас бывает?.. — Представляете, — возмутились за третьим столом. — Почтальон взял, да и запинал цепную собаку каблуками до смерти. Конечно, письмо в почтовый ящик он в этот день опустить не решился… — хозяин ночника «Трясогузка» подумал, что о собаках в этих странных стенах он уже сегодня слыхал. — Осталась маленькая формальность, уважаемый, подмахните протокольчик, и все забудем. Хозяин «Трясогузки» красноречиво предъявил распухшую руку. — Что ж вы молчали, уважаемый, нельзя же так мучится! — сочувственно затоковал Шляев и подвинул господину хорошему спортивный кубок. — Опустите болезную сюда, не пожалеете. Господин Курбатов опустил и не пожалел. Вместо ноющей боли в травмированные мышцы и сухожилия пришла блаженная прохлада. Следователь из мусорного ведра вытащил старый, в разводах засохшей крови протокол, и подождал, пока Курбатов не вытрет исцеленную длань насухо. Под запротоколированные скудные показания легла красивая подпись Курбатова. — Последний вопрос уже не для протокола, — убирая документ, спохватился следак. — Что бы вы могли добровольно сообщить следствию о проживающих в акватории Невы русалках? — Опять двадцать пять, — зло выдохнул Курбатов, еле сдержавшись, чтоб не ляпнуть что-нибудь трехэтажное. — Ни сном, ни духом о русалках не знаю ничего! — А почему тогда неоднократно утверждали: «Плавали, знаем»? Курбатов подавился очередной порцией мата. — Лады, я просто обязан был спросить на всякий случай. Вижу, хватит с вас впечатлений, пройдемте, гражданин, на процедуры. «Перезагрузка памяти» — это не больно, а даже приятно. Пока под надсмотром Шляева хозяин «Трясогузки» следовал на выход, от третьего стола донеслось: — Симпатичный такой набор игрушечных солдатиков, только в некоторые комплекты входит ядерная минибоеголовка… В подвал господина Курбатова Мартына Матвеевича прямо к столу доставили в повязке на глазах, и теперь он озирался с интересом. За дверью обнаружился коридор из такого же древнего щербатого кирпича, только не задрапированный полиэтиленом. В нише был оборудован буфет, именно не барная стойка, а буфетная. И за ней дежурил разбитной буфетчик, как полагается, с зализанными назад волосами, в белом переднике. Выше него вздымалась конструкция, скопированная из полузабытых киосков газированной воды. На револьверной станине шесть прозрачных стеклянных конусов вверх тормашками, в каждом сироп яркого колера: изумрудный, оранжевый, малиновый… — Что желаем? — обратился буфетчик не к Курбатову, а к Шляеву. — Арсен, голубчик, у потерпевшего травма руки. Первая помощь оказана, но… — Понимаем. — Арсен нацедил на донышко граненого стакана розовой жидкости. — Его телом гнусно воспользовался Богдухан. — Исправим, — Арсен подплеснул вишневой цикуты. — Три часа он отсутствует на рабочем месте, якобы увезенный ДПС для дачи свидетельских показаний. — Учтем, — Арсен добавил фиолетового и залил пустоту змеино шипящей газировкой. — Пей, родной, все как рукой снимет. — Протянул буфетчик стакан господину хорошему, и столько властности оказалось в последних словах, что вымотанный господин Мартын не посмел ослушаться. |