
Онлайн книга «Макияж для гадюки»
Однако она увидела совсем другое. Павел Петрович сидел посреди кухни на табуретке, красный как рак. Под левым глазом у него наливался изумительный живописный синяк. Правое ухо распухло и горело, как вечный огонь на Марсовом поле. Руки он сложил на коленях, а взгляд опустил в пол, как будто изучая узор линолеума. Рядом с ним сидел унылый коренастый милиционер лет тридцати с отчетливо намечающейся лысиной. Он разложил на кухонном столе какие-то бумаги и заполнял их, от усердия высунув кончик языка и покачивая ногой. — Паша! — воскликнула Надежда, подбегая к Соколову. — Ты жив! — Понимаешь, Надя, — проговорил тот виновато, — я выходил утром по делам, а когда вернулся, забыл отключить сигнализацию… ну, тут вдруг эти.., ребята ворвались и повалили меня на пол… — А гражданин Соколов попытался оказать сопротивление, — вредным голосом сообщил милиционер, не отрываясь от бумаг. — Понимаешь, Надя, я подумал, что это… злоумышленники, — признался Павел Петрович, — ну, после вчерашней истории… — Что за история? — заинтересовался милиционер и поднял глаза. — С вами вчера что-то произошло? — Ничего-ничего! — хором воскликнули Надежда Николаевна и Павел Петрович. — Совершенно ничего! Милиционер окинул их долгим подозрительным взглядом и хмыкнул: — Допустим.., значит, гражданка Лебедева, я так понимаю, что вы опознаете находящегося здесь гражданина Соколова? — Опознаю, — с тяжелым вздохом согласилась Надежда. — Тогда распишитесь вот здесь, — он ткнул кончиком ручки в пустую графу, — и очень вас прошу, предупреждайте своих гостей, чтобы они своевременно отключали сигнализацию… — Конечно, — энергично кивнула Надежда, расписываясь в клеточке. — Так и быть, мы не станем возбуждать дело по факту сопротивления при исполнении обязанностей.., не станем, Малинин? — Не станем, — отозвался из коридора лопоухий милиционер и появился на пороге кухни. — Спасибо… — пробормотала Надежда. Может быть, чаю? Или кофе? У меня печенье есть, домашнее… — Мы вообще-то торопимся… — задумался старший сержант Огурцов, — но если уж домашнее… Через полчаса Надежда Николаевна проводила Малинина и Огурцова и закрыла за ними дверь. При этом она заметила выглянувшую на площадку соседку Марью Петровну. Вид у соседки был весьма заинтересованный, но Надежда сделала вид, что не понимает намеков, и захлопнула дверь своей квартиры. Когда Надежда вернулась на кухню, Павел Петрович обиженно проговорил: — Еще печеньем домашним их угощать.., а они меня, между прочим, на пол, и руки за спит ну… — Я же тебе говорила, что, приходя, надо в первую очередь отключить сигнализацию! — проговорила Надежда Николаевна голосом занудной учительницы младших классов. — Ну да.., а я забыл, задумался, — покаянно признался Павел Петрович, — а они сразу на пол и руки за спину… — Ну, конечно, ты, как всякий профессор, очень рассеянный, — подначила его Надежда, — все время думаешь о чем-нибудь умном.., а простые житейские вещи забываешь. Поэтому и папочку перепутал… — Да не я перепутал, а девица эта! — воскликнул в сердцах Павел Петрович. — Ну ладно, — сжалилась над ним Надежда, после драки кулаками не машут. Она намочила полотенце холодной водой и приложила к горящему уху Павла Петровича. С синяком уже ничего нельзя было сделать, теперь он пройдет все стадии — сначала станет фиолетовым, потом с прозеленью и через несколько дней начнет желтеть. Полностью же желтизна спадет только через неделю, так что можно надеяться, что в Париж Павел Петрович попадет с обычным лицом, и французы не испугаются. Однако на всякий случай Надежда все же смазала синяк рассасывающей мазью и нашла в ящике стола темные очки. — Скажи, Паша, — спросила она с обманчивой лаской в голосе, — будешь ли ты меня слушаться? — А у меня есть выбор? — ответно спросил несчастный профессор Соколов. — Вообще-то нет, — честно ответила Надежда. — Так что теперь нам точно ничего не остается, кроме как идти по тому списку. Кто там у нас первый — Севрюгина? — Севрюгина Л. Б., — с выражением прочитал Павел Петрович, достав из ящика стола злополучный список, — улица Сверхсрочников, дом семь, квартира двадцать восемь… — Ну, вот и хорошо, — удовлетворенно кивнула Надежда, — улица Сверхсрочников отсюда недалеко, так что с нее и начнем. * * * — Ну, и как ты собираешься войти к незнакомым людям? — скрипел Павел Петрович, карабкаясь вслед за Надеждой по лестнице. Он и без того чувствовал себя утомленным и разбитым после столкновения с милицией. Лифт в доме номер семь по улице Сверхсрочников не работал, к счастью, подниматься пришлось не очень высоко — на пятый этаж. — Я полагаюсь на интуицию, — отмахнулась Надежда Николаевна, — в общем, буду действовать по обстоятельствам… Едва она прикоснулась к кнопке звонка, дверь двадцать восьмой квартиры открылась, и перед Надеждой возникла дама, как принято говорить, бальзаковского возраста, то есть то ли прилично за сорок, то ли около пятидесяти. На самом деле Бальзак писал о тридцатилетних женщинах, но с тех пор представления о возрасте значительно изменились. Дама была весьма солидной комплекции. На ней был синий шелковый халат, расписанный золотыми иероглифами, из-под которого некрасиво выпирала обильная рыхлая плоть. Только Надежда открыла рот, чтобы выдать какую-нибудь домашнюю заготовку, как хозяйка перехватила у нее инициативу и выпалила: — Как вы быстро! Я вас еще и не жду! Ой, а вы с мужем? А я не одета! — и она не без кокетства поплотнее запахнула халат. Павел Петрович скроил на лице самую свою приветливую улыбку и на всякий случай спрятался за Надежду. Надежда пыталась что-то сказать, но хозяйка говорила без умолку, не давая ей вставить ни слова. — Анджелочка мне так вас и описывала! Нет, ну она же мне просто как родная! Это такая женщина, что поискать. Но только ведь вы совсем худенькая, так вам и не обязательно что-то делать, вам можно все себе позволять.., как я вам завидую! Это же просто мечта… — Это я-то худенькая? — с грустью проговорила Надежда Николаевна. Она уже много лет неустанно боролась с лишним весом, и борьба эта шла с переменным успехом. Сейчас Надежда находилась на такой стадии, когда вес временно победил. Конечно, по сравнению с мадам Севрюгиной — а Надежда надеялась, что видит перед собой именно ее, — она была еще очень даже в форме, но никогда нельзя сравнивать себя с худшими образцами. Это приведет к уступкам и ослаблению позиций, а в конечном счете — к неизбежной капитуляции перед надвигающейся полнотой. Перед собой нужно поставить какой-то лучший образец, положительный пример, можно даже сказать — недостижимый идеал. |