Онлайн книга «Фея Карабина»
– Что-что? Калош сует мне в руку пакетик, набитый разноцветными таблетками. – Медсестра сказала, что нужно принимать по одной штучке каждый раз, когда станет грустно. – Какая медсестра? – Такая брюнеточка, точно как Тереза мне нагадала по руке. (А таблетки россыпью, без аннотации, без рецепта.) – Она сказала: запейте таблетку рюмочкой анисовой водки, вот как. – Дайте-ка я посмотрю. Смуглые пальцы Хадуша обхватывают пакетик, прикидывают его на вес. – Она еще сказала, что, когда этот пакетик кончится, она даст другой. Хадуш вскрывает пакет, пробует одну таблетку на зуб, морщится, выплевывает и говорит мне: – Амфетамины, Бен. Такая таблетка плюс анисовая – и выведение на орбиту гарантировано. Что за игры они там затеяли у себя в мэрии? Я не успеваю ответить на этот интересный вопрос, потому что дверь «Кутубии» распахивается и тут же ресторанчик заполняет толпа полицейских – по крайней мере по паре на каждого клиента. – Всем стоять! Обыск! Ни с места! Усатый детина, только что прооравший эти слова, одет в кожаный реглан. Он улыбается, хотел бы он посмотреть на того, кто двинется с места, – тогда он с удовольствием продырявит ему шкуру. Старушки и старички в испуге таращат глаза. Дети, взглянув на меня, застывают. Хадуш инстинктивно прячет пакетик с лекарствами под хлебную корзинку, но кто-то оказывается проворнее его и замечает этот жест. – Эй, Серкер! Глянь-ка туда! Усатый.реглан на лету ловит пакет. В глубине ресторана голос Ум Кальсум продолжает брести за собственным гробом до самых ворот садов Аллаха. Толпа расступается перед ним. – Да выруби ты это мяуканье! Кто-то выдергивает из сети вилку, и в наступившей тишине голос усатого негромко произносит: – Так что, Бен Тайеб, решил открыть аптеку? Я открываю рот, но взгляд Хадуша блокирует мои мысли на выходе. Тишина. 12 Они забрали с собой два ножа, одну бритву, мешочек, Хадуша и еще двух арабов. Молодой и очень розовощекий полицейский, видимо, как и я, работающий с народом, мягко рекомендовал детям и пенсионерам не посещать впредь подобные места. Несмотря на возражения Амара, ужин закончился, не успев начаться. Поскольку усатый приказал закрыть ресторан до конца дня: обыск. Стожил отправился на автобусе прогуливать старушек. Остальная часть племени уныло побрела домой. Я ненадолго задерживаюсь с усатым жизнелюбом. Мы беседуем. В синем полицейском фургоне. Прелестная беседа. Чтоб я не сомневался, Кожаный Ус сразу же сообщает мне, что он не просто полицейский, а самая что ни на есть первая скрипка, то есть дубинка: комиссар дивизии по борьбе с распространением наркотиков Серкер (сколько рыку!), верховный главнокомандующий службы антинарка. Он объявляет это так торжественно, как будто я должен тут же изумиться, увидев в жизни героя телеэкрана. Прости, Серкер, у меня нет телика. – Кстати, как там ваша фамилия? (Вот она, жизнь: есть люди известные и есть люди неизвестные. Первые хотят, чтоб их узнавали, вторые хотели бы остаться неизвестными, и тем и другим не везет.) – Малоссен, – говорю я, – Бенжамен Малоссен. – Из Ниццы? – Фамилия, по крайней мере, южная. – У меня в Ницце родня. Красивое место. (Пахнуло мимозой.) – Ты сам должен соображать, Малоссен, если я в субботу оказался в Бельвиле, то уж явно не чтоб штрафы выписывать! (На «ты». Серкер наводит контакт. На «ты». Под тем предлогом, что у него в Ницце троюродная тетка.) – Ты давно живешь в этом квартале? (Он похож на памятник лет пятидесяти, его кожаный плащ выпирает где надо, его перстень и цепочка одной пробы, его сапоги зеркальны, и полки его кабинета, видимо, заставлены призами за отличную стрельбу.) – С детства. – Значит, хорошо его знаешь? – Лучше, чем Ниццу. – Часто ходишь пожрать к Бен Тайебу? – Я хожу туда с семьей раз или два в неделю. – Это что, были твои дети? – Братья и сестры. – Кем работаешь? – Литературный директор издательства «Тальон». – И вам нравится? (Вот так вот. Бывает внешность на «ты», а профессия на «вы». Простой человек Серкер. Интересно, на кого я тянул до того, как мое звание перечеркнуло эффект внешности? На водопроводчика? На безработного? Пьяницу? Психа?) – То есть я хотел спросить, нравится ли вам литературная среда? Вы, наверно, встречаетесь с уймой знаменитостей? (При этом они меня обычно ругают, да. Вот бы удивился этот Мужественный Ус, когда б узнал, что за почтенным титулом литературного директора скрывается подлая сущность козла отпущения.) – Действительно, иногда встречаются очень милые люди… – У меня у самого есть кое-какие задумки… (Ну-ну.) – Ведь мы, полицейские, всегда на переднем фланге: на работе иногда такое увидишь! (Например, литературных директоров, похожих на бродяг.) – Но я отложил перо до пенсии. (Напрасно. Пенсионеру полезнее газонокосилка, чем перо.) Потом внезапно: – Вашему другу Бен Тайебу грозят серьезные неприятности. – Он мне не друг. (Очень похоже на маленькую подлость, но это всего лишь защитный рефлекс. Если я хочу отбить Хадуша у этого кровососа, сначала надо отмежеваться.) – Так-то лучше. Теперь будет легче договориться. Когда мы вошли, он пытался сбыть вам таблетки? – Нет, он ставил на стол шашлыки. – Держа в руке этот пакет? – До вашего прихода я его не видел. Тут наступает тишина, во время которой мне удается идентифицировать интимный запах этого фургона. Пахнет дубленой кожей, ногами, баночным пивом и старыми окурками. Пахнет долгими часами, просиженными за забиванием козла, пока начальство не разрешит подраться по-настоящему. Серкер же доверительно продолжает: – Хотите знать, чего мне вздумалось тут играть в ковбоев со своей бригадой антинаркотической службы? (Ну что на это ответишь…) – Потому что у вас есть сестры и братья, Малоссен. И еще потому, что мне не дает покоя мысль об игле, воткнутой в детскую вену, – вот и все. В эти слова вложено столько убежденности, что я внезапно подумал: «Как было бы здорово, если б они были правдой». Ей-богу. Мне даже какую-то секунду хотелось ему верить, и моему внутреннему взору предстал общественный рай, где церберы пекутся о счастье граждан, где стариков сажают на иглу только с их личного согласия, где добрые феи не пуляют по русым головам прямо на улице, а русые головы не бьют по головам курчавым, – такое общество, где никому не надо работать с населением, где Джулия, моя столь прекрасная Джулия Коррансон, вместо повода написать статью найдет оказию переспать со мной. |