Онлайн книга «Люблю секретных агентов»
— Значит, ты обтачиваешь соль, — почти не дрогнувшим голосом повторила я, прикидывая с каким именно расстройством психики мне приходится иметь дело, и почему это случилось именно сейчас. — И какую же именно — каменную, поваренную, морскую? — Новую, — сказал Бобчик. — Что это с тобой? На тебе лица нет. Я это делаю по твоему же совету. — Отлично, — кивнула я. — Значит, ты по моему совету обтачиваешь соль. И чем же ты её обтачиваешь? — Как чем? Напильником! Да что с тобой, в самом деле? Тебе нехорошо? Бобчик движением ног отодвинул стул и вынул руки из-под стола. В одной из них был зажат небольшой треугольный напильник, а в другом — монета. Бармен разразился хохотом, а двое посетителей оживлённо заговорили, указывая пальцами в нашем направлении. — О, господи! — выдохнула я. — Так ты же обтачиваешь соль! — Кажется, я об этом уже упоминал, — с лёгким удивленим произнёс Бобчик. — Это ведь ты посоветовала обзавестись смертельным оружием. А ты что подумала? — Да так, ничего, — соврала я, усаживаясь за столик. — Просто я ещё не привыкла к названию перуанских денег. Свою национальную валюту перуанцы назвали в честь солнца — главного божества древних инков. По-испански "солнце" звучало, как "соль". После того, как из-за неуклонно растущей инфляции буханка хлеба стала стоить около тысячи солей, а зарплаты начали исчисляться в миллионах, перуанское правительство убрало с денег лишние три нолика, а обновлённая и резко возросшая в цене валюта стала называться "нуэво соль" — "новое солнце". — Ну ладно, с моим смертельным оружием мы разобрались, — заметил Бобчик. — А что купила ты? — Сейчас увидишь, — загадочно улыбнулась я. Пошарив в сумочке, я выхватила оттуда зеленовато-бурую армейскую гранату и, воздев её над головой, с безумным видом выдернула чеку. После того, как он чуть не доконал меня своим обтачиванием соли, моя душа жаждала мщения. — Patria o muerte! Venceremos! No pasaran! [4] — заорала я знаменитые лозунги кубинских революционеров. Эффект превзошёл все мои ожидания. Бобчик отшатнулся и замер с раскрытым ртом и выпученными от ужаса глазами. Бармен со сдавленным воплем ужаса упал ничком за стойкой, а парочка мужчин, перевернув стол, укрылась за ним. Я с восхищением отметила, что, прежде, чем заняться спасением собственной жизни, они успели прихватить со стола кружки с недопитым пивом. — Не беспокойтесь! Она не настоящая! Это игрушка! — поспешно объяснила я по-испански. В доказательство своих слов я положила гранату на стол между мною и Бобчиком. Из-за стойки доносилось негромкое и жалобное бормотание бармена. Он молился святой деве де ла Мерсед. Укрывшиеся за перевёрнутым столиком посетители не молились. Они быстро и жадно допивали своё пиво, вероятно, думая о том, что это может быть их последняя в жизни кружка. Секунд через двадцать допившие пиво мужчины выбрались из-за стола. — Эй, всё в порядке, — с нервным хихиканьем постучал по стойке бара один из них. — Выходи. Это была шутка. Граната игрушечная! — Господи, помилуй, — пробормотал бармен. — Ничего себе шуточки! — А ты испугался, — обличающе ткнул в него пальцем другой посетитель. — Я? — возмутился бармен. Как истинный латиноамериканец, он скорее признался бы в совершении семи смертных грехов, чем в трусости. — Что я, по-вашему, шуток не понимаю? Как насчёт пива за мой счёт? Всех угощаю! — Ну, ты даёшь, — покачал головой Бобчик, глядя на то, как я зачековываю гранату. — Бедняга Даунфолл и не подозревает, с кем он связался. Сорок минут спустя в "Старую индюшку" ворвалась запыхавшаяся Адела. Её руки были заняты полиэтиленовыми пакетами, и судя по тому, как пригибалась к полу подруга, эти пакеты весили немало. — И это всё — шедевры доколумбовой эпохи? — ужаснулся Бобчик. — Ты что, между делом разграбила пару древних храмов? Адела с гордостью извлекла из пакета завёрнутый в обрывки газет широкий и очень грязный керамический сосуд с двумя маленькими оббитыми ручками. — Это ещё что за кошмар? — брезгливо поморщился Бобчик. — Это ночной горшок Хатун-Таки, льяктамайока из рода Иньяка Панака, знаменитого вождя руна-руна, — объяснила сияющая Адела. — Я заплатила за него всего двести пятьдесят долларов. Здорово, правда? — За двести пятьдесят долларов я мог бы привезти тебе грузовик битой керамики, — раздражённо сказал Бобчик. — Но эта керамика не имела бы никакого отношения к Хатун-Таки, льяктамайоку [5] Иньяка Панака и вождю руна-руна [6] , — резонно возразила Адела. — Ты эти слова на барахолке выучила? — язвительно поинтересовался Бобчик. — Между прочим, это кечуа, язык моих предков, с достоинством произнесла подруга. — Как ты смотришь на то, чтобы поставить этот шедевр доколумбова искусства на ночной столик у нашей кровати? — Ни за что, — решительно сказал Бобчик. — Ни за что на свете на моём ночном столике не будет стоять черепок, в который испражнялся какой-то там Панака из руна-руна. Адела зловеще прищурилась. — Это твоё последнее слово? — мрачно поинтересовалась она. — Да, — уже менее решительно сказал Бобчик. — Ну что ж, — сказала Адела. — В таком случае я буду ночевать в спальне с горшком Хатун-Таки Иньяка Панака, а ты вполне обойдёшься диванчиком в гостиной. — О, господи! За что мне всё это? — простонал Бобчик. Бармен, с любопытством созерцавший из-за стойки шедевр доколумбова искусства, подошёл к нашему столику, и взяв в руки бывшую собственность льяктамайока, принялся внимательно её разглядывать. — Que raro! — произнёс он. — Es mi maceta. Ayer la tiro a la vasurera. Para que demonios lo han sacado? — Что он говорит? — поинтересовался не знающий испанского Бобчик. — Не переводи! — прошипела Адела. — Он утверждает, что вчера выбросил этот горшок в помойку и интересуется, какого чёрта мы его оттуда извлекли, — с усмешкой перевела я. Промашка с ночной вазой вождя руна-руна не сломила жаждущую деятельности подругу. Горшок она так и не выбросила, утверждая, что то, что сказал бармен, было злонамеренной ложью, поскольку негодяй надеялся, что, поверив ему, она немедленно избавится от этого бесценного произведения искусства, а бармен тут же его подберёт и продаст за бешенные деньги какому-нибудь американскому коллекционеру. Вряд ли она сама верила в это, но в любом случае подобная версия помогала ей "сохранить лицо". |