Онлайн книга «Аберистуит, любовь моя»
|
– Ошарашь меня. – Эванс-Башмак! Я взял «Новую патологию неряшества» и осмотрел форзац. – Может, мы его недооценивали. – Не думаю. Посмотри на титульный лист. Я покорно раскрыл книгу. Из титульного листа ножницами были грубо вырезаны буквы – остались пожеванные края. – Ему, кстати, за это влетело. Почему я и узнала. Помню, слышала эту историю сто лет назад: он как-то пришел в библиотеку и набрал всяких странных книжек. А вернул порезанными. И я проверила по его формуляру, какие были книжки. Я открыл остальные две книги; обе изуродованы одинаково. – О'кей, ума палата, и что это значит? Как будто насилу дождавшись этого вопроса, Амба вынула листок бумаги и развернула его. – Вот какие буквы вырезаны: С.Л.У.П.Н.У.В.А. – Все равно не въезжаю. – Переставь. Я секунду потаращился на бумажку, и тут меня оглоушило. – Лавспуну! – То-то и оно! – Так и что это все значит? – Для чего нужны вырезанные буквы? Я пожал плечами. – Для вымогательских писем. Он шантажировал учителя валлийского. Не удивительно, что с ним разделались. Я несколько секунд размышлял над значимостью этого факта, но из депрессии выйти не смог. – Что, сердце не поет? – Извини, Амба, я торчу здесь, потому что меня разыскивают за убийство проститутки. Какие уж тут песни. – Но это обелит твое имя. – Не понимаю как. – Эванс шантажировал Лавспуна. Почему? Потому что он списал сочинение и нашел там что-то изобличающее учителя. Что еще нам известно об Эвансе? Он стащил из Музея редкостную попонку для чайника. Я подозреваю, что эти два факта взаимосвязаны. – Само собой, только в чем связь? – Не знаю. Мы собрали еще не все части головоломки. – Но это значит, что мы топчемся на месте. Мы уже знаем, что Лавспун убил Эванса. Она поглядела на меня, и слезы огорчения выступили у нее на глазах. – Нам нужно рассмотреть все под разными углами, Луи. Нельзя ничего упускать, мы же шьем дело, прах его побери! – О'кей. Что у тебя есть еще? Она оттолкнула книги и положила ладони на стол. – Операция «Обыск печи» потерпела крах. Бьянка могла спрятать сочинение в любой печке. Я хотела даже порыться в твоей, но миссис Ллантрисант меня в кухню не пустила. Сказала, что там, куда ты загремишь, тебе печка не понадобится – хоть чистая, хоть какая. Хлеб да вода в тюрьме Кумтиди – вот что тебя ждет. – Какая трогательная вера в меня. – Она сказала: «Ведь вот живешь с человеком бок о бок, а толком его и не знаешь, правда?» Ну, потом я пошла в квартиру Бьянки и попыталась там, но было оцепление, и полицейский меня тоже не пустил. Я сказала: «Я пришла почистить печку», – а он сказал, что такой брехни в жизни не слышал. Я подождала, пока заступит другой полицейский. И снова попыталась, и в этот раз сказала, что хочу навестить свою тетушку, которая живет над Бьянкой, – ей девяносто лет, она очень ветхая, и мне приходится время от времени проведывать, как она там – жива ли. Я вытаращил глаза, но промолчал. – Он меня пустил, а я пробралась в квартиру Бьянки и как раз проверяла печку, когда вернулся первый полицейский и меня сцапал. Тащит он меня по лестнице, кричит, что упечет меня надолго, но тут внизу у калитки другой полицейский глядит на него и говорит: «Ну, сержант, теперь уж я всего наслушался, – тут вот женщина пришла, говорит, хочет почистить печную трубу!» И знаешь, кто это был? Миссис Ллантрисант! Мы переглянулись и уставились друг на друга. – Миссис Ллантрисант? Амба кивнула. – Что-то мне это не нравится. Ни капельки. – Вряд ли ведь это совпадение? – Боюсь, что вряд ли. И что случилось потом? – Я укусила полицейского за руку и удрала. – Она помолчала, затем спросила: – Ты сердишься? Я озадаченно моргнул: – Сержусь? На что? – Потому что я провалила игру. – Ничего ты не провалила! – Провалила. Потому что из-за меня она узнала, что искать нужно в печных трубах. Я облажалась. Я шутливо двинул ее в плечо: – Детка, ты поработала блестяще. Я искренне снимаю перед тобой шляпу, и в один прекрасный день – быть может, на следующей неделе – ты станешь знаменитым частным сыщиком. Она засияла. – Ну, тогда побегу дальше разбираться с этими печками. Но я поднял руку: – Бросай ты эти печки. – Почему? – По моим прикидкам, за вычетом моей печки и печки Бьянки, которые ты проверила, в городе осталось 3998 печей. Это безнадежно. Она презрительно пырхнула губами: – Это что за разговоры? – Послушай, при моей нынешней удачливости вот-вот пойдет снег, и все печки в городе так и так растопят. Она схватила пальто. – Проверять все печки в городе ни к чему. Нам нужно просто выяснить, где она побывала, и проверить те, к которым у нее был доступ. Это легко. Чуть позже в тот день я решил выйти наружу. Учитывая, что половина округи меня разыскивала, это было не очень умно, но я решил: да провались оно пропадом. С таким же успехом меня могли арестовать и в трейлере, где я сидел сложа руки. Я подпоясал старую шинель бечевкой и выпачкал землей лицо и руки. На улице стоял пронизывающий холод, так что в целях теплоизоляции я напихал под шинель мятых газет. Наконец – и это я ненавидел больше всего – намазал себя жидкостью, которую приготовил из протухшей рыбы, вареной капусты и заплесневевшего сыра. Этим я, как мог, сымитировал кислый сырный немытый запах, похоже свойственный бродягам. Из Инисласа я по болоту вышел к железной дороге, забрался на проходящий товарняк и соскочил с него за милю до станции Аберистуит. Оттуда я через весь город двинулся к морю. Потом забрался на вершину холма Конституции, к камере-обскуре. В кафе на вершине я купил чай и мешочек старых шестипенсовиков для притулившегося в уголке телескопа, через который можно было видеть весь город. Городское Астрономическое общество два раза в месяц собиралось здесь, чтобы поглядеть в маленький шестипенсовый телескоп, но сегодня никого не было. Я отвел объектив от небес и направил на киоск Сослана. Там никого не было, кроме самого Сослана, поэтому я сел и принялся за чай. Спустя пять минут посмотрел снова и увидел то, что хотел. Ллинос наслаждался ежеутренним мороженым. Я подошел к телефону. |