Онлайн книга «Очень далекий Тартесс»
|
– Скучно с тобой, грек, – сказал Миликон, помолчав. – Или о корабле своем думаешь? Не бойся, погрузят все как надо. Эзул смышлен в таких делах. – Он остро взглянул на Горгия. – Или не доверяешь ты ему? – Как не доверять достойному человеку, – уклончиво ответил Горгий. – Мерзавец он первейшей руки. – Да я и то заметил… – Что ты заметил? – Так ведь… – У Горгия чуть с языка не сорвалось про ремешок, про Надрубала, но тут же он осекся. – Хитер уж очень… – Без хитрости не проживешь, – наставительно сказал Миликон. – Тем более у нас в Тартессе. Уж не думаешь ли ты, что хлеб властителей сладок? – Где уж там, светозарный, – ответил Горгий, покосившись на гору обглодков под миликоновой бородой. – Одних только забот о нас, низкорожденных, сколько… – То-то и оно, – кивнул Миликон. И задумчиво добавил: – Вот я первый раз в году вывез котов на охоту, а сам все думаю, как там в городе день пройдет без меня… Ведь кому доверишь? Только себе и можно… Попробуй тут без хитрости. Он замолчал, прислушиваясь к звукам во дворе. Потом опять взглянул на Горгия, сказал: – Узнал я про твоего пропавшего матроса. – Где он? – встрепенулся Горгий. – Люди Павлидия схватили его на базаре. Литеннон выпытывал у него, не встречался ли ты в Столбах с карфагенянами. Ведь ты соврал Литеннону, что прошел Столбы безлунной ночью. Луна-то была, вот и заподозрил тебя Литеннон. «Ах, проклятые», – с ужасом подумал Горгий. Стараясь не выдать тревоги, спросил: – А что говорил мой матрос? – При пытке не был, не знаю. – Миликон усмехнулся. – А теперь и спросить не у кого: Литеннону, ты сам видел, череп раскроили. Само собой – случайно… Твой матрос теперь на рудниках. Придется отплыть без него: с рудников не возвращаются. Он поднялся, вышел во двор. Постоял, глядя на дорогу, скудно освещенную ущербной луной, тихо поговорил с начальником своей стражи. Потом вернулся в комнату, где хозяин двора приготовил для него ложе. У дверей уселись, зевая, телохранители. Горгию было ведено ложиться спать в углу двора. Он растянулся на охапке свежескошенного сена, закинул руки за голову. Прямо над ним стояло созвездие Арктос [16] . Значит, восток вон в той стороне… за стеной, сложенной из нетесаных камней… Где-то там, за морем, Фокея. Тоже спит под лупой. Только там, должно быть, уже под утро… Шальная мысль пришла ему в голову: стена невысока, перемахнуть через нее и пуститься наутек… подальше от этих проклятых богами опасных мест, от миликоновых хитросплетений. Долиной Бетиса подняться вверх, потом – горными тропами на восток, к Майнаке… Мешочек с деньгами при нем, кинжал тоже… Но уже плыли перед мысленным взором недоумевающие лица кормчего Неокла, Диомеда, матросов… купца Крития… Нет, не убежать. Одной веревочкой связала его с ними судьба. И еще Астурда… Да что же это? Скольких женщин он знал, а вот так, чтобы в душу запало, не было еще ни разу. Уж не колдовство ли?.. Звякнуло оружие. Рядом присел на сено один из миликоновых стражников. Шумно поскреб грудь, ругнулся вполголоса. Ну вот, теперь и захочешь, а не уйдешь. И уже в полусне последняя мысль: «Уж если суждено пойти в море, то прихвачу с собой Астурду, а там будь что будет…» Среди ночи проснулся Горгий от неистового шума. Топот тяжелообутых ног, крики и ругань, лязг оружия. Рядом хрипло застонал и рухнул человек. Горгий быстро отполз в сторону, затаился между возком и стеной. Пытался понять, что происходит: передрались ли телохранители между собой или еще какая беда нагрянула?.. Шум драки оборвался внезапно. Во дворе вспыхнули факелы, в их дымном багровом свете Горгий увидел вооруженных людей в желтом. Стражники Павлидия! Они бродили с факелами по двору, разглядывали убитых. – Ну что, нашли грека? – спросил начальственный голос. – Ищем, блистательный. Здесь должен быть, куда ему деться… У Горгия застучало в висках. Он прижался боком к шершавой стене, нащупал за пазухой кинжал. – Вот он! – донеслось с другого конца двора. – В сено, злодей, закопался. – Тащи его! Горгий услышал хриплый испуганный голос: – Не трогайте меня, я купец из Массалии… – Да это не тот. Проезжий, что ли… У того, говорили, нос горбатый. – Бросьте этого, ищите дальше! Колеблющийся свет факелов приблизился. – Ага, вот он, горбоносый, за повозкой! Гляди-ка, кинжал наставил… Пахнуло потом и кожей. Два копья уперлись Горгию в грудь. Подошел блистательный, весь в серебряных перевязях и пряжках. – Отдай кинжал, – велел он, кривя губы в нехорошей улыбке. – Все видели? – Он потряс кинжалом в воздухе. – Этим ножом грек и убил Миликона! – Ошибка! – закричал Горгий. – Никого я не убивал… Я спал во дворе… – Стража светозарного Павлидия не ошибается, – прервал его блистательный. – А с карфагенскими лазутчиками у нас разговор короткий. Ведите его! Понуро побрел Горгий под наставленными копьями со двора. Увидел на миг сумрачный взгляд массалиота. Потом его толкнули в повозку. – Так, так. Не выдержали, значит: ввели женский персонаж. – У вас есть возражения? – Пылкая любовь вольноотпущенника к рабыне… Нет, я не возражаю. Без любви что же за роман? – Вы иронизируете, читатель? – Послушайте, вашего Горгия судьба так немилосердно лупит по голове, что… ну, в общем, сделайте его счастливым хотя бы в любви. Я серьезно говорю. – Поверьте, мы бы очень хотели, но… – Скажите прямо: не умеете писать о любви. Я уж давно заметил: фантасты считают, что описывать любовь не их дело. То есть они пишут о ней, конечно, но как плохо! Как холодно! – Вы нас пристыдили. Мы попробуем хорошо писать о любви. Нет, в этом романе уже поздно. Но может быть, в следующих вещах… 11. ТОРДУЛ И ПАВЛИДИЙ
Дворец Павлидия был открыт только для доверенных людей. Но имелась в нем комната, куда ходу не было никому. Здесь верховный жрец в уединении обдумывал и решал государственные дела. На возвышении, перед статуей бога Нетона, горел жертвенный огонь. На полу лежали бычьи шкуры. В углу била из стены водяная струя, падала с плеском в маленький водоем. От жертвенного огня вода казалась красной. Павлидий сидел, откинувшись на подушки, перед низким столом с бронзовыми ножками. Тордул стоял перед ним. Переминался с ноги на ногу, избегал взглядов верховного жреца. Мало походили они друг на друга, только носы у обоих были одинаковые – острые, хищные. Щека Тордула была рассечена, одежда изорвана, левое плечо обмотано окровавленными тряпками. |