Онлайн книга «Очень далекий Тартесс»
|
– Пойдем вниз, – сказал он. – Астурда хочет напоить тебя кислым молоком. А то ты уже третий день… Он умолк, прислушиваясь к бормотанию Эхиара, пытаясь разобрать слова. Но, видно, Эхиар говорил не по-тартесски. Речь его, изобилующая шипящими, напоминала звук весла в кожаной уключине. Молится, что ли, подумал Горгий и, присев на корточки, стал терпеливо ждать. С огорчением подумал, что давно не приносил жертвы богам – нечего было жертвовать да и негде. Не мог же привлечь обоняние богов запах жалкой рабской похлебки. Надо бы пошарить по дому – не осталось ли чего подходящего для жертвы… – Какой нынче день? – спросил Эхиар, не оборачиваясь. – Я веду счет времени по-гречески, – ответил Горгий, поднимаясь. – Но слышал от ваших, что через три дня будет праздник Нетона, или как там вашего главного бога зовут… – Нетон – великий бог богов, – резко сказал Эхиар. – Имя его надо произносить со страхом. Горгию стало обидно за своих богов. – Наш Зевс Керавногерет [18] главнее всех богов, – сказал он. – Он может такую грозу наслать, что… – Замолчи, неразумный младенец, – прервал его Эхиар. – Откуда вам, грекам, знать, как ужасен гнев Нетона… как вспучивается и разверзается земля, поглощая дворцы и города… как вырываются из недр огненные реки, сжигая, испепеляя целые царства… как уходят в морскую пучину огромные острова и только волны выше гор ходят там, где прежде была земля… Горгий воззрился на старика. – Где ты видел такую катастрофу? – недоверчиво спросил он. – Никто из ныне живущих не видел. Это было много веков назад. – Эхиар простер руку в ту сторону, где за деревьями пылал пожар заката. – Там лежали эти земли. В Океане. Когда-то им принадлежал весь мир. – Чем же они разгневали Нетона? – Ненавистью. – Ненавистью? Они возненавидели своего бога? – Ты задаешь глупые вопросы. – Эхиар вытер полой слезящиеся глаза. – Нетон дал им все, чего мог пожелать смертный. Их земли процветали, их женщины были прекрасны, а рабы искусны и послушны. Их оружие было непобедимо. Их мудрецы научились копить голубое серебро и старались проникнуть в его суть, ибо Нетон вложил в голубое серебро великую тайну. Но в своем тщеславии они преступили черту дозволенного. Они накопили голубого серебра сверх меры и стали украшать им не только храмы, но и оружие. Царство пошло войной на царство, посевы были вытоптаны и залиты кровью, и люди обезумели от крови и ненависти. И тогда Нетон жестоко покарал их. Великие царства погибли от огня и погрузились в Океан. Позже других погибла земля, что лежала недалеко отсюда. Спаслась лишь ничтожная горстка людей. Эхиар умолк надолго. Небо на западе стало меркнуть, с моря повеяло вечерней прохладой. В лесу зажглись костры. – Они приплыли к этому берегу, – сказал Эхиар, – и подчинили себе племя здешних иберов, которое поклонялось Черному Быку и даже не знало, что зерно, брошенное в землю, прорастает и дает новые зерна. Они научили диких иберов строить дома и корабли, и добывать металл, и возделывать посевы. Так возник Тартесс. С тех пор прошли века, и сыны Океана стерлись из людской памяти. Только цари… только цари Тартесса, которые ведут от них свое происхождение… – Эхиар вдруг схватил Горгия за руку. – Видишь башню напротив храма? – Вижу, – сказал Горгий, осторожно высвобождая руку. – Мне говорили, это башня Пришествия. В нее нет хода… Эхиар засмеялся, и Горгий невольно отшатнулся: уж не начинается ли у старика опять веселая болезнь? Но Эхиар резко оборвал смех. – Через три дня, – пробормотал он озабоченно. – Послушай… царь Эхиар, – с запинкой сказал Горгий. – Если ваш бог покарал за ненависть великие царства, то… почему же люди не помнят об этом? – Забыли люди. Все забыли… ничего не помнят… От непривычно долгого разговора старик изнемог. Тяжело опираясь на Горгия, спустился вниз, в сапрониеву спальню, растянулся на подстилке. – Где ты научилась ухаживать за больными? – Разве этому учатся? Просто мне его жалко. Он такой старенький и несчастный… – Он знаешь кто? Законный царь Тартесса. Астурда тихонько засмеялась. – А я царица Тартесса. – Не веришь? У него на груди царский знак. – Ах, Горгий! Ты слишком много говоришь о царях. – Ладно, – усмехнулся он. – Поговорим лучше о поэтах. – Ты злой. Я же не виновата, что меня купил поэт. Меня мог купить и мясник и кто угодно. – Не знаю, удаются ли ему стихи, а благовоний он изводит чересчур много. – Он не злой человек. Только очень не любит чужеземцев. А стихи он знаешь как сочиняет? Напишет два слова и три часа отдыхает. Мне даже жалко его, так мучается человек. – Ты всех жалеешь. Меня тебе тоже жалко? – Сейчас, когда темно, – нет. А днем смотрю на тебя – жалко. Глаза у тебя грустные, и седых волос много стало… Почему люди мучают друг друга? – Не знаю. Так всегда было. – Вот бы превратиться в птиц и улететь куда глаза глядят… А, Горгий? – Боги всемогущи. – Ты похож на моего старшего брата. Слышал бы ты, как он поет! Почему ты не хочешь бежать со мной? Тебе не нравится мое племя? – Как убежишь? – с тоской сказал Горгий. – Я ж тебе толкую, женщина, что мы окружены со всех сторон. – Вечно вы, мужчины, воюете. Что вам надо? – А тебе нравится быть рабыней? – Я устала. Я хочу домой. – Домой? У вас, как я понял, и города своего нет. Живете в повозках, то здесь, то там… – Ненавижу город! Тесно, душно, всюду каменные стены, и люди подстерегают друг друга… – Выходит, и ты ненавидишь. – Обними меня, – сказала она, помолчав. У ворот дома Сапрония Козла остановил рослый повстанец. Приблизив секиру к самому носу Козла, лениво осведомился: – Куда прешь, убогий? – К царю Эхиару, котеночек, – ласково сказал Козел. – Ведено мне доставить ему хорошую пищу. – А ну покажи. – Воин потянулся к мешку, что был у Козла за плечом. – Нельзя, котеночек. Все куски считаны. Все же после недолгого препирательства Козлу пришлось раскрыть мешок. На разговор подошло еще несколько воинов. Щупали, нюхали, качали головами: пища и впрямь была хороша, особенно еще теплый, духовитый пирог с тыквой. – Ну, иди, – сказал рослый повстанец и, вздохнув, добавил: – У меня жена была мастерица пироги печь. У дверей царской спальни Козла ожидала неприятная встреча: на пороге сидел Диомед, строгал кинжалом палочку. На сладкие уговоры Козла отвечал одно: «Мешок передам, а сам проваливай, пока цел». Тут выглянул Горгий, хмуро выслушал Козла, мотнул головой: «Проходи». |