
Онлайн книга «Анна Австрийская. Первая любовь королевы»
— Это правда, господин де Лафейма. — Да, и предложили нам, мне и моим друзьям, в задаток ужин, за который мы теперь принимаемся. Все это очень хорошо, но прежде всего надо условиться. — Условимся, господин де Лафейма. Я заранее согласен на все, что вы от меня потребуете, только бы ваши притязания не превышали моих средств. — Невозможно лучше выражаться. Во-первых, если вы знаете меня так хорошо, то справедливость требует, чтобы и я вас также знал. Кто вы и как вас зовут? Наступило минутное молчание, но потом толстяк отвечал своим пронзительным и вместе с тем сладеньким голоском: — Я ничего не хочу от вас скрывать, добрейший господин де Лафейма. Меня зовут Нарцис-Дезирэ Пасро; я сын господина Пасро, квартального надзирателя на улице Прувер, и служу первым клерком у господина Гриппона, прокурора в Шатлэ. — Прокурорский клерк! Черт побери, мой милый, и вы хотите позволить себе фантазию убить того, кто вас стесняет, посредством шпаги Лафейма, как будто вы дворянин! — сказал Лафейма, хорохорясь. — Знаете ли, мой милый, что эти вещи обходятся дорого? — Я вам уже говорил, добрый господин де Лафейма, что на деньги я не смотрю, если вы не спросите у меня более того, что есть. — Хорошо, хорошо; вы мне кажетесь добрым малым, и я вижу, что мы можем условиться. Какою суммою располагаете вы, мой юный друг? — У меня только пятьдесят пистолей, господин де Лафейма. — Пятьдесят пистолей! Это очень немного. Кого хотите вы, чтоб убили за такую безделицу? Поищите в вашей памяти, не забыли ли вы в вашем кармане еще десятка два пистолей? — Клянусь вам, господин де Лафейма, что я не могу дать больше ничего и что, вывернув мои карманы, вряд ли я найду, чем заплатить хозяину за ужин вашим друзьям и за вино, которое они выпьют. Голос толстяка принял такой пискливый и искренний тон, что Лафейма, казалось, был убежден. — Хорошо, — сказал он с притворным добродушием, — так как вы обратились ко мне, я не оставлю вас в затруднении. Ваш неприятель умрет. Только дело это так ничтожно, что я сам за него не возьмусь; один из этих господ заступит мое место. — Но может быть, и даже наверно, эти господа не имеют вашей ловкости. Если тот, кто заменит вас, даст промах? — Не опасайтесь, мой милый. Вот по левую вашу руку сидит кавалер де Бельсор, гасконец с берегов Гаронны, один из самых искусных наших бойцов; он возьмется за это и уж промаха не даст. Вы с этой минуты должны считать мертвым вашего врага. — Однако если кавалеру де Бельсору не удастся? — робко сказал негодяй. — Это невозможно! — Однако это случиться может. — Его заменит де Куртрив, его сосед. Не тревожьтесь, черт побери! И не жужжите в уши, или я предоставлю ваши дела вам самому. — Я молчу, господин де Лафейма. — Вы не сказали мне причину вашего гнева против этого молодого человека, которого вы желаете отправить на тот свет; мы ведь не ошибаемся, вы хотите освободиться от молодого человека, который греется по другую сторону камина, от того, который сейчас так мило вращал вертел? — От него. — Очень хорошо. Теперь я очень рад был бы знать, по какой причине? Настало новое молчание. — Нужно ли говорить вам? — спросил пискливый голосок Нарциса-Дезирэ Пасро. — Если я вас спрашиваю, стало быть, я хочу знать, — грубо возразил мессир Лафейма, не церемонившийся с прокурорским клерком. — Вот вся история. — Слушаю и ем. — Прежде всего, нужно вам знать, что я уже два года жених Денизы, дочери садовника в Валь де Грас. — Это мне понятно, — сказал Лафейма, набив полон рот. — Далее? — Аббат де Боаробер, друг кардинала, говорил обо мне отцу Денизы. Аббат знал меня у мэтра Гриппона, у которого он часто обедает, а так как у него сильная рука, он взял на себя все. Решили, что мы обвенчаемся в День Всех Святых; но вот уже месяцев пять, как Дениза не решается. — Дело вкуса. — Она кокетка не хуже любой знатной дамы. — Она права. — Она не права, господин де Лафейма, — возразил клерк изменившимся голосом, — этим замедлением и своим кокетством она заставила меня ревновать. — Скверный порок, мой милый. Налейте мне пить. — Как только могу выбрать минуту, я оставляю контору моего хозяина и скачу в Валь де Грас. Так как здание нового монастыря еще не закончено, там много скрытных мест; я прячусь в угол, где меня не могут увидать, и подсматриваю. — Это лучшее средство узнать, когда не хочешь расспрашивать. — Да, и хорошо, что я выбрал это средство, потому что я теперь знаю, в чем дело. — То есть вы удостоверились, что вас обманывают. Удостовериться в этом всегда хорошо. За битого двух небитых дают. — Судите сами. Сегодня ровно неделя, как этот человек, которого я не знаю, которого никогда прежде не видал, явился в первый раз в Валь де Грас, прямо напротив дома Денизы. Он тихо подошел к самому дому, внимательно осмотрелся вокруг, направо и налево, и прогуливался таким образом около часа. Во все это время Дениза, подошедшая к окну, когда он явился, ни на минуту не сошла с места и все смотрела на него из-за полуотворенного ставня. — Черт побери! Это действительно похоже на страсть! Передайте мне, пожалуйста, этот ломтик. — На другой день я опять был на своем посту. В тот же час появились он и Дениза на своих местах. — Черт побери! — Это продолжается целую неделю. Каждый вечер, за час до наступления ночи, он приходит прогуливаться под окном Денизы и уходит при наступлении ночи. Еще сегодня вечером он поступил по обыкновению, но вчера я незаметно последовал за ним и видел, как он вошел в эту таверну, где, по всей вероятности, он живет. Я узнал довольно. — Гм! А мне кажется, что вы вовсе ничего не знаете и кажетесь мне похожи на ревнивца самого свирепого сорта. Клянусь рогами черта! Если б мужья и любовники заставляли убивать всех, кто сентиментально прогуливается под окнами их жен и возлюбленных, недостало бы для этого всех наших шпаг. — Я вам говорю, что этот человек, хотя при мне он с ней не говорил, влюблен в Денизу и Дениза любит его, — хриплым голосом сказал прокурорский клерк. — Для чего станет он прогуливаться каждый вечер все на одном решительно пустынном месте, где существует только одна женщина? Притом в эту неделю, с тех пор как Дениза увидала его, она сделалась со мною еще холоднее и сдержаннее прежнего. Они любят друг друга, говорю я вам. Я хочу, чтоб он умер! Добрый господин де Лафейма, сделайте это для меня. — Я это сделаю скорее для ваших пистолей, потому что вами, мой милый, я дорожу столько же, как и пустой бутылкой. Но дела ваши касаются вас одного, и, если вы честно отсчитаете условленную сумму, о чем раз говорено, так и будет. Как только Бельсор вычистит зубы, еще набитые жиром вашего гуся, он возьмет на себя отправить вашего врага на тот свет. Вы слышите Бельсор? |