Книга Девятый чин, страница 46 – Олег Егоров

— Цветы есть? — спросил Андрей.

— Будут, командир! — заволновался уличный торговец. — Сейчас у товарищей возьму!

— Бананы тоже оставь. Коробки хватит.

Отобрав у бакинского гостя паспорт, опер отпустил его под честное слово. Бананы велел поделить молоденьким патрульным. Вскоре и паспорт азербайджанца был обменен Шолоховым на шикарный букет еще не распустившихся белых и розовых тюльпанов.

«Пусть Зойка порадуется. — Андрей, наполнив трехлитровую банку водой в туалете, воткнул в нее „отступные“. — Не всё актеров цветами одаривать. Художники тоже нуждаются в поклонении».

— Опять резина лысая, — доложил, заходя с улицы, механик-водитель Войтенко, сводный брат участкового.

Андрей выглянул в зарешеченное окно. Над Крылатским сгущались тучи.

Точно так же выглянул в окно «Лендровера» и Шустрый. Не заглушая двигателя, он сидел за рулем у знакомого подъезда.

Час назад Байкер информировал Малюту по телефону, что объект наблюдения вернулся в квартиру один.

— По коням! — скомандовал предводитель своим боевикам, заседавшим в штабе.

— В квартире может ждать засада, — предупредил его Хариус.

— Засада может, а мы — нет! — Глеб Анатольевич протер десны остатками употребленного кокаина. — Я с них три шкуры спущу.

Сборы были недолги. Около 23.30 представительная делегация в составе Малюты, Хариуса, Пузыря, Соломона и штатного головореза Родимчика стояла на лестничной площадке у бронированной двери с номером «132» на латунной табличке.

Из квартиры напротив за ними наблюдал в глазок Байкер. Рядом маялась Алевтина.

Близился момент истины.

— Вышибай! — Малюта пнул башмаком дверную обивку.

— Только бесшумно! — прошептал нервничавший больше всех Соломон. Обратно в колонию ему не очень хотелось. Можно сказать, совсем не хотелось.

Хариус прислонил кувалду к стене и нажал на кнопку звонка. С обратной стороны никто не отозвался.

— И долго я буду тут стоять? — Глеб Анатольевич сумрачно посмотрел на Хариуса.

Тот достал из кобуры «Вальтер», а Родимчик передернул затвор помпового ружья.

Взявшись за ручку, телохранитель Малюты осторожно повернул ее и дернул дверь на себя. Бронированная дверь подалась неожиданно легко.

Глеб Анатольевич с Хариусом переглянулись и вошли в прихожую. Родимчик с Пузырем заняли позицию чуть сзади. Последним, озираясь, шагнул внутрь и Соломон.

— Скверное предчувствие, — прогнусавил он, вздрогнув. — Нос чешется.

— Чешется — почеши, — осклабился Пузырь.

Малюта показал ему кулак и жестами поделил между боевиками направления поиска.

Караван, рассредоточившись, двинулся в глубь квартиры.

Соломон, которому достались кухня и ванная, начал с ванной. Санузел был просторный и совмещенный. Соломон присел на стульчак. Сердце его бешено трепыхалось, будто дрозд в силках птицелова.

«Добром это не кончится, — думал он лихорадочно. — Лучше бы я больничный в поликлинике выписал».

И он был совершенно прав, мудрый Соломон.

— Звони в участок, — велел Байкер, как только кавалькада налетчиков исчезла в квартире Брусникина. — Твоего соседа грабить пришли.

— Алло, милиция?! — забормотала в трубку целительница, набрав номер местного отделения, приколотый булавкой над аппаратом вместе с прочими номерами дежурных служб. — Моего соседа грабят.

Далее она взялась диктовать адрес, но на другом конце провода уже раздались короткие гудки.

— Повесили. — Она растерянно глянула на Байкера.

— Что значит — «повесили»?! — осерчал суженый. — Алевтина! У нас даже расстрел отменили! Набирай заново!

Весь фокус заключался в том, что сигнал принял дежурный по отделению Шолохов, и диктовать ему адрес совсем не требовалось. Адрес он помнил отлично.

— Ограбление, ребята! — поднял Шолохов по тревоге наряд, отдыхавший за партией в домино.

Стремительно отомкнув оружейный ящик и выхватив из него первый подвернувшийся автомат с двумя магазинами, Андрей выскочил на крыльцо.

— Войтенко! Заводи! — крикнул он прикорнувшему за рулем сержанту.

— На войне как на волне, — буркнул сержант, запуская мотор. — То взлетаешь, то дерьмо соленое глотаешь.

Группа бойцов набилась в патрульную машину, и та рванула с места в карьер.

Двигатель заглох на втором перекрестке.

— Горючки нема, — доложил водитель, тупо глядя на спидометр.

— Так что ж ты не заправился, скотина?! — оторопел Шолохов.

— Я не скотина, — обиженно отозвался сержант. — Скотина без заправки шурует. А я заправился в обед. Так сколько ж ездок после было сделано! И брат еще отсосал из бака в свою «Волгу» — плинтуса на дачу поставить.

— Вы у меня завтра оба отсосете! — Не дослушав оправданий водителя, Андрей выпрыгнул из машины и огородами припустил к дому Брусникина, мало заботясь, бегут за ним остальные или нет.

«Только бы успеть!»

Задыхаясь, он свернул на знакомую улицу.

Примерно с июня месяца в большинстве нецивилизованных столиц уже начинают рыть котлованы. Это естественно. Город нуждается в отоплении, а отопление — в профилактическом ремонте. Иногда котлованы роются экскаваторщиком так мастерски, что вдоль домов, рядом с которыми они возникают, остается только узкая полоса ничейной земли. Вряд ли экскаваторщик ставит себе задачей проверить вестибулярные аппараты обитателей близлежащих окрестностей. Скорее, это делается по просьбе самих ремонтников — чтобы рядом шаталось поменьше зевак и чтобы дети не писали в котлованы.

Так или иначе, но именно подобный котлован разлегся на пути отчаянно спешившего Шолохова. Равновесие, нарушенное пьянством, ночным бдением и вообще скверными обстоятельствами, подвело опера. Пытаясь проскочить вдоль здания по узкой зазубренной кромке разбитого асфальта, Андрей сорвался и рухнул на трубы центрального отопления. Подобно тому как бутерброд падает, по закону подлости, маслом вниз, опер упал спиной. А ударился — затылком. Быть может, у Андрея даже зародилась бы такая нелепая мысль, что кто-то, управляющий пешеходным движением и движением вообще, не желает, чтобы опер успел на выручку Брусникину. Но она, эта мысль, не зародилась по причине сотрясенного мозга.

Здесь вполне уместно вставить короткое эссе о предателях. В распространенных случаях предатели предают своих единомышленников, учителей, хозяев, сослуживцев, товарищей, родственников, соотечественников и однополчан по столь разнообразным причинам, что исследование их достойно многотомного труда. Нашему же рассмотрению подлежат всего два избранных случая, непосредственно имеющих касательство к настоящей истории: случай с Байкером и случай с участковым Войтенко.