
Онлайн книга «Напиши мне про любовь»
— "Мы"? — с сарказмом произнес Джеймс. — О'Брайен узнал обо всем из тех источников, которыми пользовалась Дюбретта: у бывшей секретарши Хэтти, которая ненавидела свою хозяйку; на фирме, где Валентайн подвизалась в качестве... э-э... модели, и так далее. Я же вычислила то же самое из литературы. — Но мне-то не потрудилась сказать. — Джеймс, от этих сведений не было никакого толку. Да, вырисовывался возможный мотив, но, как хорошо известно нам, специалистам по уголовным расследованиям, мотив — это наименее важный аспект дела. А в данном случае мотив был чрезвычайно сложен, включая тонкости взаимоотношений Макса и Валери Валентайн. Я поняла, что убийца — Макс, как только сообразила, что яд не мог быть в вине. Он же сделал все возможное, чтобы подкрепить это ложное предположение и запутать дело. По сути, из всех наших подозреваемых он был чуть ли не единственным, кто мог отравить Дюбретту. Но, не имея доказательств, я должна была вынудить его к признанию, пытаясь сыграть на его страхе потерять Валентайн. — Хотел бы я знать, что с ней теперь станется? — задумчиво произнес Джеймс. — Джеймс, ты сентиментальный идиот! Валери Валентайн — миллионерша. А Макс, вполне вероятно, будет продолжать управлять ее деньгами из мест не столь отдаленных. Возможно даже, ему удастся отделаться обвинением в нападении или покушении на убийство. Ловкий адвокат камня на камне не оставит от улик О'Брайена, если только он не представит все как следует. — А Хэтти Фостер выйдет сухой из воды. Да, она потеряла Валери Валентайн, но у нее остается Валери Вандербилт — или ее достойная замена — и Виктор фон Дамм. — Есть у меня для нее несколько задумок... — Видела бы сейчас Хэтти выражение лица Жаклин, ее бы неминуемо прошиб холодный пот. — Так, вроде все. — Жаклин выпрямилась. — Ты забыла халат. — А, это... — Жаклин запихнула павлинье одеяние в мусорную корзину. — Что ты делаешь? Мне он очень нравится. — А мне нет. И я купила новый! — Она достала из чемодана обновку и продемонстрировала. Имея за плечами неудачный брак и ряд более или менее удачных связей, Джеймс понимал в женской одежде достаточно, чтобы оценить стоимость этого атласного янтарного чуда. — А мне казалось, ты на мели, — только и нашелся он. — В ближайшем будущем я ожидаю крупных поступлений, — объявила Жаклин и любовно уложила халат обратно в чемодан. — Кстати, только что вспомнил. — В голосе Джеймса угадывались интонации университетского «дедули Джимми». — Том Блэкстоун записался на лекции с осени. Хотя в мае говорил мне, что вынужден будет бросить учебу, поскольку дотации студентам совсем сократили. — Правда? — Он ведь у тебя в любимчиках, верно? — Он помогает мне расставлять книги по полкам в библиотеке. — Том умный парень. Я рад, что он сумел достать деньги. Любопытно, где? Жаклин не ответила. Полагая, что его умозаключения верны, Джеймс зашел с другой стороны: — Твоя больная подруга сделала тебя своей наследницей? — Право, Джеймс, до чего же ты испорчен! — оскорбленно вскинулась Жаклин. — Я вовсе не рассчитываю унаследовать деньги, я намерена их заработать. Хэтти Фостер займется моей книгой. И заметь, — добавила она, сверкнув ровными белыми зубами, — в нашем с ней договоре не будет никаких двадцати пяти процентов комиссионных. — Так ты не шутила насчет книги? — Да вот же она, Фома неверующий! — Жаклин величественным жестом указала на тетрадь, покоившуюся на тумбочке. — Пока что я закончила только шесть глав, но рассчитываю на солидный аванс. — Ты не против, если я взгляну? — Джеймс, ты же знаешь, я всегда приветствую конструктивную критику! У Джеймса мелькнула мысль, что это, пожалуй, величайшая ложь, когда-либо слышанная им от Жаклин. Он раскрыл тетрадку, на обложке которой было выведено: «Страсть среди дикарей». Жаклин обвела взглядом комнату. Заглянула в шкаф, в ванную, под кровать... Невнятное бульканье, донесшееся с кровати, заставило ее резко обернуться. Джеймс не выдержал и заливисто расхохотался. — Джеймс! — негодующе воскликнула она. Он оторвал взгляд от тетради, на глазах его выступили слезы. — Нелегко признавать, но это высший пилотаж! Давненько не читал такой смехоты. — Смехоты? — Ирония просто убийственная, — восхищенно продолжал Джеймс. — Я, конечно, и раньше знал, что у тебя острый язычок, но это... это превосходно. Эпизод, когда Уна застукала Лурха, который подсматривал! пока она купалась в ручье... — Он уткнулся в тетрадку и снова довольно хрюкнул. Жаклин застыла, окаменев от гнева. Зеленые глаза метали в Джеймса молнии. Казалось, еще мгновение — и она набросится на него с кулаками. Но тут зазвонил телефон. — Да? — ответила Жаклин в трубку. (Джеймс прыснул.) — Да-да, поднимайтесь. (Джеймс радостно загоготал.) Знаю, что говорила, но я передумала. Поднимайтесь. (Джеймс затрясся от хохота.) — Что ж, — нежно пропела Жаклин, — раз тебе так нравится, можешь почитать на досуге, насладиться. Надеюсь, ты не забудешь привезти рукопись в Колдуотер? — Нет-нет, — рассеянно отозвался Джеймс и снова рассмеялся. В дверь постучали. Жаклин пошла открывать. Джеймс тем временем продолжал читать и похрюкивать. — Джекки, ты готова? — Да. Правда, чемодан оказался тяжелее, чем я думала. Если тебе не трудно... — Не трудно. Воцарилось молчание, нарушаемое недвусмысленными звуками. Ухмылка застыла на лице Джеймса. Он поднял голову от «Страсти среди дикарей» и недоверчиво переспросил: — Джекки? В номер вошел лейтенант О'Брайен. На нем был темно-серый костюм, алый галстук и черные носки. Проведя носовым платком по губам, он поздоровался: — Добрый день, профессор. — Добрый день, — ледяным тоном отозвался Джеймс. — Джекки? — Что, Джеймс? — Жаклин лучезарно улыбнулась. — Я не к тебе обращаюсь! О'Брайен приподнял чемодан Жаклин. — Счастливо оставаться, профессор. Рад был познакомиться. — Пока, Джеймс, дорогой. Спасибо за помощь. Дверь закрылась, но прежде Джеймс услышал тихий смех Жаклин — нежный, дразнящий, интимный смех. Он отшвырнул «Страсть среди дикарей» в другой конец комнаты. Тетрадь ударилась об стену и, трепеща страницами, упала на пол, точно подстреленная птица. Ему Жаклин никогда не позволяла называть себя Джекки. Она терпеть не могла прозвища и уменьшительные имена. — Ах ты двуличная, коварная, лживая!.. |