Онлайн книга «Экипаж «Меконга»»
|
— Название я сама только недавно узнала, когда про йогу стали писать в журналах. — А «раджа-йогой» ты, случайно, не занималась? — спросил Николай. — Это же мистика. — Рита пожала плечами. — А я знал одного балбеса, — продолжал Николай серьезнейшим тоном, — «раджа-йога» была его любимейшим занятием. Он достиг бы в ней высокого совершенства, если бы его не соблазнили куском колбасы. — Ладно, ладно, — проворчал Юра. — Так это был ты, Юрочка? — Рита засмеялась. — Зачем тебе понадобилась «раджа-йога»? Юра ухмыльнулся, махнул длинной рукой: — Пройденный этап… — И тебя отвадили от нее колбасой? — Рита смеялась от души. — Я вспомнила записки Гумбольдта. Ты не читал их? Прочти обязательно. В Астрахани, на индийском торговом дворе, он видел факира. Этот факир несколько лет неподвижно сидел на месте, но охотно принимал в дар нюхательный табак. Валерка захохотал. Юра сердито показал ему палец. Смешливый лаборант залился еще пуще. — Табак! — вздохнул Николай. После утренней ухи и кипятка с сухарями робинзоны принимались за работу. Сооружение плота из-за разнокалиберности бревен и неопытности строителей подвигалось не очень-то быстро. После долгих трудов и споров удалось подобрать бревна и накрепко связать их по всем правилам: кольцо троса охватывало два смежных бревна, огибалось через поперечную ронжину и закреплялось деревянным клином, вбитым между ронжиной и бревнами. Много возни было с выдвижными килями, сделанными из обломков досок. Мачтой плота служил яхтенный гик, укрепленный веревочными вантами и штагом. В кормовой части сделали рулевое весло из двух длинных шестов и сиденья стула — и то и другое было найдено в числе прочих даров моря. С утра до вечера с отмели, на которой покачивался плот, неслись тюканье топора, визг ножовки и удалые песни. Валерка, по просьбе женщин, стал обучать их технике спиннинга. Рита быстро овладела этим несложным искусством. — Все хочу спросить вас, Валерик, — сказала она однажды, забросив спиннинг с прибрежной скалы. — Еще перед отплытием, помните, Коля сказал, что я должна была вас узнать. А я никак не могу вспомнить, где я вас видела раньше? Валерка залился краской. — Не дергайте! — буркнул он. — Рыбу напугаете… — И вдруг решительно добавил: — Вы на бульваре сидели. Прошлым летом… А мы подсели… Приставали, в общем… Рита изумленно посмотрела на него: — А!.. Это были вы? — Она тихонько засмеялась. — Ну, что было, то было. Забудем. Она вспомнила тот давний вечер — и погрустнела, задумалась. Когда дело дошло до оснастки плота, Юра стал обучать женщин, как он выражался, благородному боцманскому делу. Они довольно легко выучились делать сплесни и огоны [50] . Валя удивилась, когда Юра показал ей, как вязать рифовый узел: — Так просто? Я думала, что морские узлы такие, что трудно завязать и невозможно развязать. — Наоборот! Они рождены тяжелой морской практикой парусного флота, — сказал Юра. — Морской узел рассчитан на то, что его вяжет или отдает человек, висящий на огромной высоте под ветром и снегом, в кромешной темноте. Иногда у него к тому же свободна только одна рука. — Завтра, ребята, садимся за шитье, — сказал Николай. — Для плота придется перешить паруса. — Что ж, шитье — это наше, женское дело, — заметила Рита. Юра посмотрел на нее, прищурив глаза: — А знаешь, как боцман Мехти говорит, когда кто-нибудь плохо наложит латку на парус? — Откуда мне знать? — Он говорит… Только не обижайся. «Эх, ты! — говорит он. — Баба и та шить умеет!» Рыба ловилась хорошо. На всякий случай ее заготавливали впрок, развешивая на веревках. Солнце и ветер — вот все, что требуется для изготовления этого древнейшего вида консервов. Кроме вяленой рыбы, заготовили копченую. Для этого сложили из камней конуру и жгли в ней щепки и водоросли, дающие много дыма. Но питаться одной рыбой… — Это полезно, ребята, — говорила Рита, глядя, как Юра отбрасывал недоеденный кусок. — В рыбе много фосфора, а он полезен для мозга. — Лучшая рыба — это колбаса, — вздыхал Юра. Пробовали приправлять осточертевшую рыбную похлебку водорослями, которых было немало на отмелях; некоторые из них были сравнительно съедобны. Впрочем, решили просто ограничиться признанием этой возможности. Зато водоросль эостера, известная под названием «морская трава», сослужила другую службу: ее собрали, промыли, просушили на солнце — и в палатке у всех появились мягкие постели. От сухопутной растительности толку не было никакого. В жесткой траве, что росла на склонах большого грифона, наши робинзоны нашли множество гнезд чаек, но яиц в гнездах не оказалось: не сезон. Однажды Валерка, сияя, приволок с западного берега черепаху. Она была невелика, не более тридцати сантиметров в диаметре, но панцирь ее оказался необычайно крепким. Вскрыли панцирь с трудом, но уж зато полакомились черепашьим супом всласть. Рексу тоже надоела рыбная диета. Он бегал по острову, охотился за ящерицами и водяными змеями — отчасти из спортивного интереса. Будучи хорошо воспитанным псом, он не раз приносил в зубах ящерицу и клал ее перед Юрой. — Убери эту гадость! Скорее! — кричала Валя. И Рекс с недоумением и грустью смотрел, как ящерица, подхваченная Юрой за хвост, плюхалась в море. Иногда Рекс кружил возле железобетонного купола и раскидывал лапами гальку — всегда на одном и том же месте. Николай и Юра заинтересовались странным поведением собаки. Они углубили яму, выкопанную Рексом. Почти на метровой глубине в глинистой почве обнаружили труп собаки. — Вот так штука! — Юра присвистнул. — Ее вскрывали! — Необитаемый остров — и опыты на собачках, — сказал Николай. — Хотел бы я знать, кто здесь экспериментирует… Они расширили яму и убедились, что там похоронено еще несколько собачек. Рекс то рычал, то жалобно скулил, жался к Юриным ногам. Яму засыпали и утрамбовали. Когда Николай, вернувшись в лагерь, рассказал о странной находке, Рита немного переменилась в лице. — Опыты на собаках? — переспросила она. Весь день Рита была молчалива. А вечером, оставшись вдвоем с Николаем у сигнального костра, она сказала: — Больше не могу. Мне нужно в город. — Плот готов, — отозвался Николай. — Как только будет южный ветер… — А если его не будет еще неделю? Николай не ответил. Что он мог сказать? Дни стояли безветренные. Вон даже пламя костра какое-то ленивое, почти неподвижное… |