
Онлайн книга «Экипаж «Меконга»»
— Что-о?.. — Шариковая, говорю, молния. Научное явление, понял? Николай махнул рукой и взбежал по лестнице к себе. Пока он умывался, покряхтывая и разбрызгивая воду, мать хлопотала у газовой плиты, рассказывала о домашних делах. — Вот голова! — воскликнула она вдруг. — Самое главное забыла сказать. Вчера вечером приходила Рита. Плеск и кряхтение разом прекратились. Николай повернул к матери намыленное лицо. — Рита?.. — Да. Пришла и говорит: «Здравствуйте, я Рита, которая когда-то жила в вашем доме. Матвеева». А я говорю… — Зачем она приходила? — нетерпеливо прервал ее Николай. Мыльная пена щипала ему глаза, он тер их пальцами. — Не знаю. Просила, чтобы ты позвонил, когда вернешься. Николай поспешно закончил умыванье, вытерся, натянул рубашку и кинулся к двери. — А завтрак? — крикнула мать вдогонку. — Куда же ты? — Звонить! — уже с лестницы донесся голос Николая. Занятия еще не начались — стояла вторая половина августа, — но Рита ежедневно ходила в школу. Она затеяла переоборудование кабинета биологии, расширяла школьный опытный участок, — работы хватало. В этом было ее спасение. Валя часто забегала к ней по вечерам. Несколько раз приходили Николай и Юра. А однажды нагрянул весь экипаж «Меконга». В этот вечер героем был Валерка Горбачевский. Он уже третий день не расставался с номером академического журнала, в котором была помещена небольшая статья Багбанлы о перестройке внутренних связей вещества. В статье упоминался «эффект Горбачевского» — так назвал старик Бахтияр памятный случай с Валеркиным пальцем. Валерка, сияя, показал Рите статью. Рита ничего в ней не поняла — статья почти сплошь состояла из формул и пучков кривых в координатных угольниках, — но поздравила Валерку, который и сам ничего не понимал в статье. Юра подшучивал над ним, утверждал, что слепок с Валеркиного пальца, а может быть и сам палец, скоро будет выставлен в Москве, на Выставке достижений народного хозяйства. Но вечера, когда Рита оставалась наедине со своим горем… Она не находила себе места. Бродила по комнатам, бесцельно трогала и переставляла вещи. Подолгу стояла у книжных полок, листала его книги. Ей попадались карандашные пометки на полях, сделанные его рукой, — она всматривалась в них, пытаясь разгадать смысл отчеркиваний и значков. Она видела Анатолия таким, каким он был в начале их любви, — веселым, увлеченным, общительным. Он умел безудержно фантазировать и посмеиваться над собственными фантазиями. Да, именно таким он жил теперь в ее памяти. Иногда — гораздо реже — Рита вспоминала последнюю встречу с Анатолием во дворе Института физики моря. «Помнишь, как мы в прошлом году плыли по Волге?» — грустно спросил он тогда. Это были его последние слова — последние, которые она слышала. Уходя, она оглянулась. Он стоял возле газона, залитого солнцем, и смотрел на нее, и руки у него были опущены… Она гнала прочь это воспоминание. Она не хотела плакать. Однажды Рита наткнулась на общую тетрадь в синей клеенчатой обложке, затиснутую меж двух толстых книг. Стала листать ее. Это было нечто среднее между дневником и рабочей тетрадью. Заметки для памяти чередовались с записями хода экспериментов, формулами, схемами. Были здесь и записи другого рода, какие поверяют только дневнику. Вначале — стремительный, четкий почерк, точные формулировки, аккуратные схемы, в конце — неразборчивые каракули, нанесенные неверной, трясущейся рукой, пытавшейся догнать горячечные мысли, которые рождались в перевозбужденном мозгу. Забившись в уголок дивана, Рита читала и перечитывала тетрадь. И — не выдержала: упала ничком, разрыдалась. Кот Пронька недоуменно щурился на нее из своего угла. В первый раз она плакала — горько, безутешно. Ее бил озноб. Утром она позвонила Юре, ей сказали, что он уехал в командировку. Она пошла на работу и до вечера провозилась на школьном участке. А потом, медленно идя по шумным и жарким улицам, вдруг поняла, что не может, просто не может прийти сейчас домой в пустую квартиру… Рита пошла в Бондарный переулок. Вот и знакомый двор. Она остановилась, вся во власти щемящего чувства. Какой он стал маленький и старый, двор ее детства! Вот лестница. И фикусы, выставленные для поливки. Застекленная галерея их старой квартиры… Сколько раз она выбегала отсюда навстречу отцу, кидалась ему на шею… Сейчас здесь висит вывеска «Ремонт капроновых чулок», а за распахнутой дверью ходит дородная женщина в пестром халате, и половицы скрипят под ее грузными шагами. Да, да, там и раньше скрипели половицы… Медленно, как во сне, поднялась Рита на второй этаж: Ей открыла пожилая женщина с добрым и знакомым лицом. — Здравствуйте, Вера Алексеевна. Я Рита, которая жила когда-то в этом доме. Рита Матвеева… — Ни за что бы не узнала! — Вера Алексеевна обняла ее, повела в комнату. — Жаль, Коли нет. В командировку уехал. — И он в командировке?.. Вера Алексеевна не отпустила ее, усадила пить чай. Рита пила чай с вареньем и все косилась на большой фотопортрет в рамке. Насупленный чубатый мальчишка в белой рубахе с высоко закатанными рукавами — это Коля. Такой, каким был тогда… Она долго просидела у Веры Алексеевны. Хорошо было слушать ее неторопливый разговор. Уходя, сказала тихо: — Спасибо вам. — За что? — удивилась Вера Алексеевна. Звонок. Кто бы это в такой ранний час? Рита выскочила из ванной комнаты, побежала к телефону. В трубке — знакомый глуховатый голос: — Извини, что так рано… Понимаешь, только что приехал из командировки, мать мне сказала… — Ничего, Коля. Я уже не сплю. Здравствуй. — Здравствуй. — Неловкая пауза. — Забыл даже поздороваться… Она улыбнулась: — Ничего. Мне нужно поговорить с тобой. Они встретились на троллейбусной остановке возле Ритиной школы. Николай с нескрываемой тревогой взглянул на Риту: — Что-нибудь случилось? — Я нашла тетрадь Анатолия. Его рабочие записи. Я многого не поняла, но… Может быть, вам они пригодятся. — Она вынула из портфеля тетрадь в синей обложке. — Вот, возьми. Почитай сам, можешь дать Привалову или этому московскому академику, которому вы послали нож. — Хорошо, Рита. Я сегодня же прочту. — И еще… — Она понизила голос и на секунду закрыла глаза. — Имя Анатолия связывают с гадкими слухами. Коля, ты должен сделать так, чтобы его имя… Чтобы узнали правду. «Ах, если бы ты разрешила мне сделать это раньше! — подумал он. — Если бы тогда, в поезде, не связала меня обещанием. Какую ошибку ты совершила!..» — Хорошо, Рита, — сказал Николай. — Я сделаю все, что смогу. Она быстро пожала ему руку: |