Онлайн книга «Экипаж «Меконга»»
|
А через день рано утром заявился здоровенный щекастый малый — уже не в первый раз приходил он со всякими поручениями — и принес пакетик с лекарством для Бенедиктова. Хриплым басом сказал, что должен отдать лекарство больному лично. Анатолий Петрович спал Рита отказалась будить его. Закрыв дверь за несимпатичным посетителем, она развернула пакетик. Там оказалась коробочка с ампулами для подкожного вспрыскивания. Лекарство, которое выдают только по рецепту с печатью… Рита поняла — и ахнула. Долго сидела в оцепенении у постели мужа. Не плакала, а внутренне сжалась как-то. Проснулся Анатолий Петрович. Она молча протянула ему коробочку. Он нахмурился, засопел… Был неприятный разговор. — Да, да, я понимаю, — говорила она, стискивая руки, и руки были холодные как лед. — Ты хотел увеличить работоспособность и постепенно втянулся в это ужасное дело. Я не понимала раньше, почему у тебя… — Уйди, — устало сказал он. Она умоляла: — Толя, не надо больше! Ты не будешь тайком вспрыскивать себе наркотики, ведь и нарыв у тебя от этого, от грязной иглы… Ты больше не будешь, правда? Ты отвыкнешь, и нам опять будет хорошо… — Довольно! — крикнул Бенедиктов. — Я требую, наконец! — сказала она решительно. — Слышишь? Я возьму тебя в руки, если у тебя самого не хватает воли. А про этого толстомордого я сообщу в милицию, так и знай! Бенедиктов стал подниматься с постели. Рита кинулась к нему, он оттолкнул ее. Молча оделся, молча пошел к двери — страшный, лохматый, неприкаянный. Дверь хлопнула так, что посыпалась штукатурка. Рита долго стояла, прижав ладони к щекам. Не плакала, нет. Но что-то в ней надломилось. Анатолий Петрович не вернулся. А через день пришел Вова с запиской за его вещами. Рита подняла с рычага телефонную трубку. — В милицию? — усмехнулся Вова. — Не советую, Маргарита Павловна. Я «лекарство» не для себя — для него доставал, по его сильным просьбам. Неприятность ему сделаете. Он был прав. Рита молча сложила в чемодан вещи мужа. Вова забрал из кабинета кое-какие приборы. Уходя, буркнул, что Анатолий Петрович живет теперь у Опрятина. Она попробовала увидеться с мужем, звонила в институт — безуспешно. Бенедиктов не подходил к телефону. Когда Бенедиктов сказал Опрятину, что ушел из дому, Николай Илларионович поморщился: беспокойного человека послала ему судьба в напарники. — Что же с вами делать, — сказал он. — Живите пока у меня, места хватит. Ради ее величества науки я готов мириться даже с вашим скверным характером. — Жить у вас? — Бенедиктов намеревался поселиться в гостинице, но теперь он подумал, что в самом деле у Опрятина будет удобнее. В гостинице не очень-то расположишься с приборами… — Хорошо, — ответил он хмуро. — Пошлите Бугрова за моими вещами. И Бенедиктов поселился во второй комнате холостяцкой квартиры Опрятина. В комнате были ковры, кресла, в углах стояли две горки с фарфоровыми статуэтками. — Коллекционируете? — усмехнулся Бенедиктов. — Моя слабость, — коротко ответил Опрятин. — Как ваш нарыв? — Лучше. — Очень рад. Они сидели в креслах за низеньким столиком. — Вы что же, насовсем ушли из дому? — спросил Опрятин, наливая в рюмки коньяк. Бенедиктов не ответил. Молча выпил, отвернулся. — Анатолий Петрович, — мягко сказал Опрятин, — нам нужно форсировать работу на острове. — Меня подгонять не нужно. — Знаю. И тем не менее — придется ускорить темпы. Мне стали известно, что Привалов и его оруженосцы ведут работу в том же направлении, что и мы. Они собрали какую-то установку и получили обнадеживающие результаты. — Откуда вы знаете? — Неважно. Допустим, от Бугрова. Могу добавить, что они связались через Багбанлы с Академией наук. Консультируются с московскими учеными. Вас это радует? Бенедиктов не ответил. — Надеюсь, — продолжал Опрятин, — вам не понравится, когда не ваша, а чужая грудь первой коснется ленточки финиша? Нет, Бенедиктову совсем не улыбалась такая перспектива. Столько мучений, столько жертв — и ради чего? Чтобы уступить первенство? Чтобы очутиться в жалкой роли того чудака, который не так давно своим умом дошел до дифференциального исчисления?.. — Завтра еду на остров. — Он пристукнул ладонью по столу. — Буду форсировать. Но учтите: если мы соберем установку, а ножа к этому времени не достанем, мы сядем на мель. — Нож будет, — спокойно сказал Опрятин. — И не только нож, но и кое-что другое. Может быть, более важное. В январе я еду в Москву. И Бугрова возьму с собой. — А кто будет возить меня на остров? — Любой институтский моторист. В лабораторию, разумеется, его не пускайте. О деталях поговорим перед отъездом. Одна в пустой квартире… Днем еще ничего: школа, уроки, разговоры в учительской — все это отвлекает. Но по вечерам Рита не находит себе места. Сядет с книгой в любимой позе, в уголке дивана, — книга падает из рук. Ничто не мило. Позвонить к кому-нибудь, пойти в гости? Нет. Не хочется. Брошенная жена… В телефонной книге разыскала номер Опрятина. Достаточно пять раз покрутить диск — и услышать его голос… Сказать ему: «Толя, приходи, прости, не могу одна…» Нет. За что просить прощения? Ни в чем она не провинилась. Он пусть просит. Но грызет и грызет одна мысль: не доглядела, не остановила вовремя, значит — виновата… Подруга прислала письмо из Москвы, зовет к себе на каникулы. «Проветришься, но театрам походишь…» Может, в самом деле поехать в Москву?.. А вдруг он вернется? Нет, нельзя уезжать. Рита вздрагивает от неожиданного звонка. Бежит открывать. Сумасшедше колотится сердце. Входит Опрятин. Вежливо здоровается, улыбается. Она молча стоит у двери, губы ее дрожат. Наконец она берет себя в руки, приглашает гостя в комнату. — Не хотите ли чаю? — спрашивает холодно. Он не должен видеть ее смятения… Спасибо, чаю ему не хочется. Они пили с Анатолием Петровичем. Да, он здоров, нарыв почти затянулся. — …Он у меня под неослабным контролем. Я советовался с опытным врачом. Конечно, нелегко, но он отвыкнет. Уверяю вас, Маргарита Павловна, он понемногу снижает дозы. Конечно, эта привычка требует длительного лечения, но я уверен, что с течением времени он войдет в норму и вернется к вам. Пока вам не следует искать встреч с ним. Она молчит. Ни на единую секунду этот человек не должен подумать, что ей хочется плакать. Что он там еще говорит? — …Быть может, скоро мы с Анатолием Петровичем заявим о крупном открытии. Это произошло бы еще скорее, если б у нас в руках был известный вам нож. — Он пристально смотрит на нее умными холодными глазами. |