Онлайн книга «Благочестивые вдовы»
|
– Придет же такое в голову! – пробурчал Энди и вскоре заснул. Можно ли назвать любовью связывающее нас чувство? Себя не обманешь: просто и мне, и ему не хватает тепла, участия, утешения. И объединяет нас не что иное, как страх перед жизнью. Жизнь для нас – скользкая шаткая лестница, ведущая вверх, в темноту, неизвестно куда. Мы упорно карабкаемся, сознавая каждый момент, что любой порыв ветра или чья-то злая воля готовы опрокинуть ее. И скорее всего это случится. Позже я выскользнула из комнаты Энди: время детское, я думала подождать остальных. Вскоре вернулись Кора и Феликс. Как следует спрашивать о состоянии умирающих? Я нерешительно вглядывалась в лица брата и сестры, пытаясь угадать, с чем они приехали. – Он пока жив, – сказала Кора, – но без сознания. – Вообще-то я с ним попрощался позавчера, он уже знал, что осталось недолго… – И что он тебе сказал? – с любопытством подняла голову Кора. И мне хотелось узнать. Феликс смущенно опустил глаза: – «Парень, – сказал мне Хуго, – если у тебя есть любимая девушка, то женитесь скорее и рожайте детей. Цепочка не должна прерваться». Кора разразилась громким хохотом. Феликс оскорбленно вскинул голову, но посмотрел не на кузину. Его горячий прямой взгляд пронзил меня как молния. От растерянности я стала суетливо убирать со стола, переставлять чашки. Феликс вышел, Кора вытерла глаза платочком. – Трогательная история, – сказала я. – Твоя бабушка и ее любимый мужчина задали мне задачку: начинаю думать, что можно всю жизнь любить одного-единственного человека. Или это только пустая мечта, которую лучше выбросить из головы раз и навсегда? Вопреки ожиданию Кора не захохотала, но все же на ее лице отразился вопрос: «Не слишком ли торжественно ты заговорила?…» – Майя, ты – сентиментальная фантазерка и такой останешься, – сказала она, помолчав секунду. – У тебя на лбу написано, что ты готова броситься в объятия очередного сопляка. Хотя прекрасно знаешь, что затянувши еся отношения – головная боль, да и только! Никто тебя не осудит, если ты станешь отлавливать время от времени бодрого итальянского самца, чтобы гормоны не застаивались. Только знаешь, Энди, да, кстати, и Феликс – такие же писуны, что и твой Йонас! Мужиков выбирать ты не умеешь, научный факт! Срываюсь я редко, но это уж слишком! Сколько она будет поучать меня? С какой, собственно, стати? Вечно лезет в мою жизнь, лучше меня знает, как воспитывать моего сына! Треснуть бы ее сковородкой… – Почему ты плохо говоришь об Энди, ведь ты его не знаешь? А на Феликса можешь губы не раскатывать! Что ты поучаешь всех, как Эмилия? Тебе тоже шестьдесят? Нашлась самая умная! Наша Эмилия должна благодарить Бога, что Марио староват для тебя, а то бы ей пришлось с ним проститься! Ты считаешь, что все мужчины на свете должны соответствовать твоим пожеланиям? Собственно, ради чего? Чтобы ты безжалостно откусила им голову после акта спаривания, как самка богомола? Хлопнув дверью, я вышла. Странно, плакать мне не хотелось. Больше не рассуждая, я упала в кровать, крепко заснула и проспала без сновидений до самого утра. Следующие дни я провела с Энди. Он взял выходной работе и предложил мне съездить куда-нибудь. И хо-шо – два дня не попадаться на глаза ни надутой Коре, Феликсу в его печали. И мы поехали вдвоем в забытый Богом городок на ту Некара, примечательный главным образом тем, что нем родился и вырос Энди. Остановились мы в старой гостинице, маленькой и уютной, дышащей средневековой романтикой. Благодаря чекам Коры мы могли позволить себе немного роскоши. Энди не верил своему счастью – смотрел на меня как чудо. И подарил мне родной город. Он таскал меня за руку по главным достопримечательностям своего детства, пытаясь с их помощью оживить то время, пожалуй, не только для меня. Показал школу, родительский дом. Мы были в лесу, где он, десятилетний, играл с друзьями в разбойников, полежали на поляне, где когда-то стоял их разбойничий лагерь. * * * Вернувшись, я увидела Катрин, которая сидела на кухне и точила пилочкой коготки. – Вот и я! – радостно завопила она. – Как твои раны? Я совсем о них забыла, но от ее слов раны вмиг заныли. Отлепив грязненький пластырь, я показала ей поджившую кожицу, и Катрин вздохнула с облегчением. Видно, она думала, что я до конца дней своих останусь инвалидом. – Где картины? – спросила она. Нахалка! Теперь подайте ей картины! – Может, сначала расскажешь, как твои дела? – увильнула я. Улыбаясь, как дитя, безмятежно и задорно, Катрин начала хвастаться: – Представь себе, мне сделали предложение! Если бы я захотела, могла бы выйти за одного из владельцев сувенирной лавки и поселиться в Инсбруке! Большего бреда представить себе было нельзя. Я собрала весь свой сарказм: – И ты упустила такой шанс? Жаль, я не знала, что не нужно больше греть твой учительский стул! Катрин милостиво улыбнулась: – Спасибо! Очень любезно с твоей стороны! Не стану я выходить замуж, хватит с меня одного неудачного брака! С другой стороны, кто бы не растаял, когда жених расстилает перед тобой подвенечное платье: спереди пуговицы из литого серебра, сзади – классическая шнуровка из белой атласной ленты! Просто мечта, скажу тебе! Тут я взвилась как фурия. Умею же я выбирать подруг! Мало мне надменной всезнайки Коры, еще и безумная Катрин на мою голову! – А я скажу, что тебе в этом платье нужно не под венец, а прямиком в Голливуд! – завопила я. – Знаешь фильм «Бородатая невеста»? У тебя есть все шансы сняться в продолжении! Ты сама-то понимаешь, что говоришь? Это все – сумасбродная чушь! Я прошла для тебя сквозь огонь! Как ты собираешься расплатиться со мной? Без меня плакали бы твои картины! Лицо Катрин вытянулось. – Позволь тебе напомнить, – процедила она сквозь зубы, – ты обязана мне своим спасением. Это я послала парней тебе на помощь. Я и не ждала, глупо было бы ждать, что ты просто так, по дружбе, что-то станешь для меня делать. Ну, выкладывай, что ты хочешь за свои услуги? Холодно и серьезно я сказала: – Многого я не прошу: завышенные требования – не мой стиль. С меня будет достаточно Матисса. Ты ведь знаешь, продать его все равно нельзя. Катрин сглотнула. Катрин скушала. Хуго хоронили на кладбище Вальдфридхоф, где нашли последний приют и его жена, и многочисленные колена семейства Шваб. – Таких стариков обычно не провожают друзья, все Уже умерли, – прошептал мне Феликс, оглядев собравшихся. Сверстников Хуго представляла только Шарлотта Шваб, и, помимо Коры, Феликса и меня, за гробом шли обе дочери покойного – старшая, о которой я даже не слышала, и Регана. Парни из коммуны не сочли нужным проводить деда лучшего друга в последний путь, а родители Коры уехали. От Регины мы узнали, что они в Америке. |