
Онлайн книга «Убийство напрокат»
— Я от тебя хочу, чтобы ты свой помойный листок сожрал! — зарычал боксер, перегибаясь через письменный стол и намереваясь сгрести маленького редактора своей огромной ручищей. Однако Рязанский с неожиданной ловкостью нырнул под стол и через секунду выскочил оттуда, сжимая в руке ребристый металлический предмет. Надежда Николаевна протерла глаза: в руке редактора была самая настоящая граната-"лимонка"! До сих пор ей приходилось видеть такое только в кино, однако в ее организме обнаружились рефлексы, прямо предназначенные для такого исключительного случая. Не успела она осознать, что происходит, как уже обнаружила себя сидящей на корточках в углу кабинета за потертым кожаным креслом. — А ну пошел прочь из моего кабинета! — завопил редактор, подняв гранату над головой. — До трех считаю, потом брошу! И тут Надежда из своего укрытия увидела удивительную метаморфозу, случившуюся с боксером. Его грубое лицо побелело. Лямзин попятился к дверям, в ужасе глядя на редактора и беззвучно шевеля губами. Добравшись до двери, он открыл ее и вылетел в коридор с истошным воплем: — Псих! Ненормальный! Его в дурдом отправить надо! Когда тяжелые шаги боксера стихли в конце коридора, Борис Михайлович выбрался из-за стола, закрыл дверь и повернулся к Надежде: — У вас хорошая реакция. Вы, наверное, журналист? Что-то мне ваше лицо кажется знакомым… Надежда в ужасе не сводила глаз с гранаты, которую Рязанский держал в руке. Проследив за ее взглядом, редактор усмехнулся: — Вылезайте, вылезайте! Граната учебная! Специально для таких посетителей держу! Вы не представляете, как она их успокаивает! Надежда, все еще с опаской поглядывая на гранату, выбралась из-за кресла и спросила: — Чего он хотел? — Лямзин-то? — Борис Михайлович усмехнулся. — Вы же слышали, он хотел, чтобы я съел свою газету… — А почему? Откуда такое странное желание? — Ну он ушел не попрощавшись и не объяснив до конца причины своего визита, однако я думаю, что Лямзину не понравилась моя статья в последнем номере. Я там высказался насчет того, что последнее время Лямзин находится не в самой лучшей форме и позволяет себе нарушения режима тренировок… Попросту выражаясь, каждый вечер напивается как свинья… — А что, это действительно так? — поинтересовалась Надежда. — Нет, все-таки вы не журналист… — Рязанский с сомнением посмотрел на нее. — Что значит — действительно так? Мне оплатили статью, я написал то, что хотел заказчик, а так это или не так — кому это интересно? — Ну вы просто как киллер! — ужаснулась Надежда. — Кстати, вы мне напомнили об одном неотложном деле, — озабоченно проговорил Борис Михайлович и нажал на кнопку селектора: — Анатолий, зайди ко мне! Немедленно! В коридоре снова послышались тяжелые шаги, и Надежда Николаевна испуганно подумала, что знаменитый боксер возвращается, чтобы закончить разговор. Однако вместо Лямзина на пороге кабинета появился тот самый охранник, который совсем недавно пропустил Надежду в офис. Однако за прошедшие минуты внешность секьюрити разительно изменилась. Его довольно-таки невыразительное и бесцветное лицо приобрело новые, весьма яркие краски. Под левым глазом охранника на глазах разрастался и багровел огромный синяк. Надежда с необъяснимым злорадством представила, как этот синяк к завтрашнему дню станет лиловым, а еще через несколько дней начнет зеленеть и желтеть, и настроение у нее почемуто улучшилось. — Ты почему, голубь, Лямзина пропустил? — спросил редактор с мягкой, отеческой интонацией, уставившись на вошедшего охранника. — Так, Борис Михалыч, он же того… — Мужчина невольно потер разгорающийся синяк. — Он, значит, того, а ты — не того? — передразнил его Рязанский. — А за что же я тебе, Толя, деньги плачу? — Он же чемпион… — уныло протянул охранник. — Мне против него никак… — Уволен, голубь! — ласково сообщил редактор. — До конца дня досидишь, и свободен! Мне не нужны объяснения, мне нужна охрана! Мужчина молча развернулся и вышел из кабинета. Борис Михайлович потер маленькие ручки и повернулся к Надежде: — Извините, работа. Так о чем вы хотели со мной поговорить? И, кстати, я не расслышал ваше имя. — А я его и не успела назвать! — Надежда уселась на стул напротив редактора и представилась: — Надежда Николаевна. — И чем я вам, Надежда Николаевна, могу быть полезен? — Я хотела поговорить с вами об одной вашей сотруднице — об Ирине Горностаевой. — У меня нет такой сотрудницы, — отрезал Рязанский, мгновенно помрачнев. — Может быть, я не правильно выразилась, — Надежда придвинулась ближе к столу, — она — ваша бывшая сотрудница. Борис Михайлович помолчал, затем в упор уставился на свою собеседницу и спросил: — И почему я должен обсуждать ее с вами? — Вы не должны, конечно… — Надежда поймала его взгляд и вложила в свой голос максимум чувства и убедительности. — Но я очень прошу вас… Дело в том, что мой сын… Он хочет жениться на этой.., на этой девице, а у меня просто ужасные предчувствия… Я понимаю, вы можете сказать, что почти каждая мать настороженно относится к будущей невестке, но поверьте, я — человек достаточно сдержанный, умею контролировать свои эмоции и стараюсь трезво оценивать людей… — Знаете, что я вам скажу… — Борис Михайлович откинулся в кресле и с сочувствием взглянул на Надежду. — Уезжайте. — Куда? — растерянно спросила она. — В Австралию, в Новую Гвинею, на Мадагаскар… В общем, чем дальше, тем лучше. — Что за странный совет? — Если Ирина Горностаева по какой-то причине положила глаз на вашего сына — вы ничего не сможете сделать… — Редактор тяжело вздохнул. — Я — тоже человек сдержанный и довольно решительный… — Я успела это заметить, — с уважением вставила Надежда, — как вы разделались с боксером! — Но я не выстоял против этой.., этой девицы и одного раунда. Вот послушайте про то, как Ирина Горностаева делала карьеру… Она появилась в нашем городе два года назад. Скромная с виду провинциальная журналисточка… Она ведь родом из Заборска, вы знали? Надежда молча кивнула, не перебивая собеседника. — У меня как раз ушла одна сотрудница, родила ребенка. Ну я и взял Горностаеву. С испытательным сроком, конечно. Но ей этого испытательного срока вполне хватило… |