
Онлайн книга «Дело гастронома № 1»
– Еще раз с днем рождения! – Вы меня балуете, Антон! – Маша растерялась, не знала, что и делать. Взять цветы или отказаться? Антон заметил ее сомнения и протянул цветы еще раз, сунул прямо в руки. – Такую женщину, как вы, нельзя не баловать! Я хочу вас пригласить в кафе, выпить по бокалу шампанского! Вы мне не откажете? Маша заколебалась, взглянула на часы. Антон продолжал настаивать: – Всего на полчаса! Чашка кофе, пирожное, бокал шампанского! Доставьте мне такое удовольствие! Она по-прежнему молчала, стояла как вкопанная. Антон, понимая, что сейчас может произойти самое худшее, что она просто уйдет, не выдержал и вдруг встал перед ней на колени. Маша так и залилась краской. – Перестаньте, что вы делаете?! Земля же еще мокрая, грязно! Она оглянулась. С двух сторон к ним приближались люди. Она испугалась и подала Антону руку. – Хорошо, хорошо, я согласна! Только поднимитесь! После того как Антон поднялся и стал отряхиваться, она заметила строго, пряча лицо в букет: – Но предупреждаю: на полчаса, не больше! Антон, приведя себя в порядок, решительно взял Машу под руку, а потом посмотрел в глаза с такой нежностью, что она опять покраснела. – Вы чудо! Идемте! И они двинулись по бульвару. Он с нескрываемой радостью, она тоже, но боясь самой себе в том признаться. Они шли по бульвару, Антон что-то рассказывал своей спутнице, бурно жестикулировал, и тут мимо них проехал на машине Беркутов и, увидев Антона, узнал его. Машина остановилась на красный. Тут уж у Беркутова выдалась возможность как следует рассмотреть парочку. И от внимания его не укрылось, как Антон влюбленно смотрит на свою спутницу. «А она даже очень ничего, хорошенькая, фигурка что надо, ноги красивые, вот только постарше ухажера будет», – подумал Беркутов и улыбнулся. Тут дали зеленый, машина проехала вперед, затем машина свернула в переулок, подкатила к магазину «Книги». Максимыч притормозил рядом с входом. Выходя, Беркутов бросил водителю: – Я ненадолго! – Сколько надо, столько и подождем, – ответил шофер. Беркутов улыбнулся и вошел в магазин. Торговый зал небольшой, и покупателей всего двое. Беркутов подошел к продавщице. – Мне нужен Лев Саныч! Продавщица, увидев перед собой солидного мужчину, с радостью отвернулась от высокого тощего парня в очках, который явно надоел своими расспросами о поэтах-шестидесятниках. Он долбил и долбил, выспрашивал, когда наконец поступит в продажу новая книга Евтушенко, стихи которого лично он не очень уважает, но следует признать Евтушенко новатором, ведь тот придумал новые рифмы, «расшатанные, точно этажерки», да и лирика поэту скорее удается, чем нет, ну и так далее в том же духе. Она отошла от парня и любезно ответила Беркутову: – Директор отъехал по срочному делу, но зам на месте! Вас проводить? Беркутов кивнул. Войдя в кабинет, Беркутов увидел женщину лет сорока – сорока пяти, сидящую за машинкой и тюкающую по клавишам одним пальцем. Георгий застыл на месте. Он сразу узнал Еву. Она совсем не изменилась. И она, подняв голову, тоже узнала его, растерялась, провела рукой по кудрявым темным волосам, поднялась, сняла очки, потом снова надела их. Те же жесты, которые запомнились Беркутову, те же движения, только очки в далеком шестидесятом году у нее были другие. Беркутов вспомнил, как он вернулся домой после отсидки в черном лагерном ватнике и шапке, с котомкой за плечами. С какой радостью он вошел в коммунальную квартиру на третьем этаже, распахнул дверь в свою комнату. Она была чистенькая, прибранная; Ева сидела у окна, вязала детские носочки на спицах, рядом в кроватке спал ребенок. Сказка, а не дом. Но сказка быстро кончилась. Беркутов снял шапку, вытянул из ватника тощую шею, взглянул на ребенка. На столе, покрытом клетчатой клеенкой, лежал на деревянной доске хлеб, стояла бутылка молока, сыр и колбаса на тарелочках. Ева, увидев мужа, испугалась, привстала со стула. Вязанье упало на пол. Она наклонилась, подняла его. Беркутов не сводил с ее гибкой фигуры восхищенных глаз. Ева покраснела, провела рукой по шапке темно-каштановых вьющихся волос. И спросила тихо, каким-то не своим голосом: – Ты разве не получал моего письма? Беркутов успел сделать шаг к ней и остановился, не понимая вопроса. – Какое письмо, о чем?! – Я послала тебе свидетельство о разводе! Прости, Жора, но я полюбила другого человека. И он тоже любит меня, – глядя в сторону, почти скороговоркой выпалила она. Беркутов был потрясен до глубины души. – Но мы же… так любили друг друга! – Губы почему-то плохо слушались, он еле слышно добавил: – Ты же от родителей ушла ради меня! Разве не так?! В ее глазах стояли слезы. – Я полюбила другого, он ударник коммунистического труда! – Но это же наш с тобой ребенок?! Она кивнула. Затем заговорила очень быстро, как по писаному, словно долго репетировала эти фразы, словно должна выпалить их немедленно, иначе забудет. – Николай усыновит его! Николай на хорошем счету, его приняли в партию! Прилично зарабатывает, станет примером, хорошим отцом нашему сыну! А клеймо твоей судимости не позволит Костику добиться успеха в жизни. Да его ни в один институт не примут! Я решила, ты согласишься со мной… – На последних словах слезы так и брызнули у нее из глаз, и она посмотрела на него с мольбой. Беркутов пожал плечами: – Но эту комнату таксопарк дал мне! Ева смахнула слезы тыльной стороной ладошки и, опустив голову, пробормотала: – Николай переписал ее на свое имя. Ты запятнал себя и лишился законной жилплощади. Несколько секунд они молчали. Георгий невольно покосился на еду. До Москвы он добирался почти три дня и страшно оголодал. Ева уловила его взгляд. – Я бы тебя покормила, но сейчас Николай вернется с работы. Ему будет неприятно тебя видеть. – А еще что ему неприятно?! – с вызовом бросил он. Ева смутилась. – Я знаю, тебе больно, но и мне нелегко вести этот разговор. Однако мы должны переступить через эту боль и сделать все, чтобы нашему сыну жилось счастливо в будущем! – Она снова заплакала, почти уже беззвучно. Беркутову захотелось подойти к ней, успокоить и постараться все вернуть. Будь что будет, лишь бы все оставалось как прежде. Но что-то помешало ему это сделать. И он, хмурясь и стараясь не смотреть больше на еду, спросил: – А тебе самой, выходит, счастья уже не нужно?! – Мне нет! Но ты еще будешь счастлив! – улыбнувшись сквозь слезы, сказала она. «Но ты еще будешь счастлив!» – эту фразу бывшей жены тысячу раз вспоминал Беркутов, когда мытарился в поисках работы и жилья после отсидки, когда разгружал товары в магазине, куда удалось с трудом устроиться бывшему зэку. И каждый раз он отвечал себе: «Буду, обязательно буду счастлив!» Все это пронеслось в памяти Беркутова сейчас, когда он увидел Еву за машинкой в книжном магазине, и с губ чуть не сорвалось: «Господи, все это время я старался быть счастлив, наверное, для того, чтоб доказать тебе, что смогу?! Увидеться и рассказать, что не умер, что не потерялся, не сдался, что удалось кое-чего достигнуть! Что теперь у меня прекрасная семья, милая, добрая, красивая жена, есть уже почти взрослая дочь, есть работа, которую я люблю. Что, в конце концов, я счастлив!» Но затем Беркутов понял, что ни сейчас, ни тем более в другой раз ничего такого говорить ей просто не стоит. Теперь уже ни к чему. Он снова улыбнулся, порадовался тому, что Ева почти совсем не изменилась, ну разве что располнела немного, и новые очки ей очень даже к лицу. А затем просто, по-приятельски, как старой знакомой, сказал: |