Онлайн книга «Дело гастронома № 1»
|
Боков улыбнулся. – Пока неплохо. Я доволен, она тоже! А теща по телефону мне даже призналась, что устала от дочери. А потому можно сказать, что разлука пошла нам только на пользу. – Он улыбался во весь рот. – Да ты просто сияешь от счастья, как медный самовар! – удивленно хмыкнул полковник. – Надо же, не думал, что такие счастливые экземпляры в природе еще появляются. Боков сам удивлялся своему счастью. Скачко допрашивал Беркутова в камере для допросов. Рядом с подозреваемым сидел Гарумов. – Мы изъяли у гражданки Платоновой тетрадь, в которую были занесены фамилии, а напротив них проставлены, видимо, суммы. Зачитаю: Брежнева – восемьсот, Афанасьев – четыреста, Щелоков – восемьсот, Чурбанов – восемьсот, и так далее. Что это за тетрадь? Гарумов сразу же поднял руку, запрещая Беркутову отвечать. – Вы обнаружили тетрадь у Зои Платоновой, вот и спрашивайте у Платоновой, – улыбнулся он. – Мой подзащитный к тетради никакого отношения не имеет! – Георгий Константинович, вы согласны с ответом адвоката? – Согласен, – ответил Беркутов. Слабая улыбка окрасила лицо Скачко. – Но в тетради есть еще одна запись: «Беркутов – двести». Что она означает? Гарумов поднял руку. – Еще раз объясняю товарищу полковнику: это тетрадь Платоновой и никакого отношения к Беркутову не имеет! Скачко молча кивнул. – Но в этой же тетради, на этой же странице, в конце всех перечисленных сумм есть слово «Закрыто». Графологическая экспертиза подтвердила, что слово написано вами, Георгий Константинович. Что это за слово? – Покажите акт экспертизы! – потребовал Гарумов. Полковник вытащил бумагу, передал адвокату. Тот взял ее, надел очки, удивленно приподнял брови. – Да, там нет печати, но ее мы завтра поставим, – развел руками Скачко. – Пока ее печатали, отдел кадров закрылся! Но суть от этого не меняется. – Вот завтра обо всем и поговорим! – улыбнулся Гарумов, вернул полковнику бумагу. Скачко просверлил адвоката яростным взглядом. Гарумов же смотрел на него ласково и дружелюбно. – Павел Сергеевич, вы же кадровый офицер, старый работник Комитета. Разве я устанавливал законы, по которым мы работаем? – он улыбнулся. – Вы их и устанавливали! А теперь недовольны! Я понимаю. Раньше было проще. Кулак – это и есть закон! Но опять же, вы хотите убедить всех, что с тиранией в стране покончено. Тогда давайте жить по закону! Гарумов посмотрел на часы. – Через десять минут у Георгия Константиновича обед, – напомнил Гарумов. – На сегодня допрос закончен, – уставшим голосом объявил Скачко, нажал на кнопку вызова. В камеру вошел охранник. Старшинов вошел в уютную гостиную, где по стенам висело несколько старинных пейзажей в золоченых рамах. Мебель была тоже старая – сервант, подставка для часов и круглый стол из карельской березы. В углу горел торшер. Ева вошла за ним следом, включила большой свет, но Николай Иваныч нахмурился, замахал руками. – Не надо! Не люблю яркий свет. В старости при таком свете видишь, что в запечного таракана превратился! – Он усмехнулся. Ева выключила верхний свет. Старшинов достал бутылку армянского «КВК», вытащил из кармана банку черной икры, банку крабов, лимон и выложил все на стол. – Пара рюмок и белый хлебушек найдется? – спросил Николай Иванович. Ева кивнула, отправилась на кухню. – И маслица захвати! – крикнул он ей вслед. Старшинов увидел фотографию Беркутова в рамочке на серванте, подошел к ней, вгляделся. Беркутов был хорош на ней, импозантен. Ева принесла масло, хлеб, рюмки и консервный нож. Николай Иванович присел за стол, стал открывать икру и коньяк. – Чайник поставить? – Ева взглянула на Старшинова. – Не надо! Чай не водка, много не выпьешь, – пошутил он и сам же тихо рассмеялся своей шутке. – О Георгии-то слышала? Ева кивнула. Старшинов разлил коньяк по рюмкам. – За что его? – За все! За то, что хороший мужик был! Давай выпьем за Жору! Они чокнулись, он махнул до конца, она же чуть пригубила. Старшинов открыл икру, сделал несколько бутербродов с маслом и икрой. Снова наполнил свою рюмку. – Рыбинец задумал свалить старую торговую мафию, считает, что новая будет лучше. Однако все воруют. Воровство не изжить! На-ка! Он протянул ей конверт с деньгами. – Это от него! Он перед арестом просил передать. Ева не шевельнулась, боясь притронуться к конверту. Старшинов заметил этот испуг, помрачнел, поднялся, положил конверт на сервант. – Георгий эти деньги своим горбом, между прочим, зарабатывал. Тебе не нужно, сыну отдай! Он молодой. Девушку в ресторан сводит, мороженым угостит, – хмуро отреагировал он. – Он из «Труда» ушел, что ли? Ева кивнула. – А куда? – Пока еще сам не знает. На свободных хлебах, это так у них называется. То там, то здесь, – она кротко улыбнулась. – Обещают договор на книгу. – Тем более деньги пригодятся! Передавай ему привет от меня. Он быстро выпил и снова наполнил рюмку. Помолчал. – Может быть, в последний раз видимся, – негромко проговорил Старшинов. – Извини, если обидел чем! Он вздохнул, махнул рюмку, поднялся, отвесил Еве короткий поклон и вышел. Хлопнула входная дверь. Ева вздрогнула. Слезы заблестели в ее глазах. Лида сидела на кухне за столом. На ее тарелке лежали две котлеты с горошком, такая же тарелка с котлетами и горошком стояла на другом конце стола. Но место мужа пустовало. Из дальней комнаты доносился детский плач. Лида услышала его, поднялась и пошла в комнату дочери. Вера кормила ребенка грудью. Лида с тихой улыбкой смотрела на них. – Ты же встречалась с Гарумовым и не сказала мне, как там папа? Что он говорит? – Говорит, что твой отец жив-здоров и бодр духом! – А ты не спрашивала у Гарумова по поводу свидания? Внучку бы показать ему! Вот бы он порадовался! – Свидания отцу не дают. Во время следствия свидания вообще запрещены. – Что за страна?.. – Советский Союз! Ты только не волнуйся, а то молоко может пропасть! – Я не волнуюсь! Но я страдаю! – Вера с грустью посмотрела на мать. Лида сочувственно покачала головой. – Киса, я тебе поесть приготовила. Покормишь, приходи! Я не могу одна ужинать. – Хорошо. Лида вздохнула, поднялась, вышла из ее комнаты. |