Книга Будь моим этой ночью, страница 54 – Кэтрин Смит

— Вам когда-либо приходило в голову, каким даром вы наделены?

Он фыркнул:

— Вы рассуждаете в точности как Молино.

Без сомнения, его тон должен был выражать пренебрежение, однако Прю почему-то не чувствовала себя задетой.

— Отец Молино — очень мудрый человек.

В ответ на ее замечание Шапель слабо улыбнулся:

— Он вечный оптимист.

— А вы пессимист?

— Да.

Прю развела руки в стороны, словно пытаясь объять весь мир.

— Вам дано в жизни все, и тем не менее вы считаете это проклятием.

Почему люди так стремятся обмануть смерть?

— А как еще это назвать?

— Христу тоже было даровано бессмертие.

От такого богохульного сравнения у него отвисла челюсть.

— Христос никогда не пил ничьей крови.

— Да, верно, но он предложил свою ученикам.

— Метафорически. Вряд ли это одно и то же.

— Почему? Потому, что вы так считаете?

Прю отказывалась вникать в его доводы.

— Нет. Потому, что дать другим людям выпить мою кровь означает превратить их в вампиров.

— И что в этом такого ужасного?

Неужели ему до сих пор не удалось ее убедить?

— Потому, что мы питаемся людьми.

— Стало быть, вы все кровожадные маньяки? Бессердечные убийцы?

И зачем ей понадобилось так искажать его слова?

— Разумеется, нет.

— Гмм…

За шестьсот лет существования Шапель так и не понял, каким образом женщинам удавалось выразить столь многое при помощи одного короткого звука.

— Полагаю, Прю, у вас имеется и другая теория.

— Возможно, — самодовольно ответила она. — Вам было даровано бессмертие, чтобы вы помогали остальным.

Боже правый, в решимости ей не откажешь. Кровь бурлила в его венах — от досады или от предвкушения?

— Возможно, я был проклят в наказание за ту жизнь, которую вел.

Прю только развела руками и раздраженно вздохнула:

— Что ж, пусть так. Вы прокляты. И Боже упаси меня вторгаться в вашу душу, охваченную жалостью к себе. Если угодно, можете провести еще хоть шесть столетий, упиваясь этой жалостью.

Искушение рассмеяться было слишком велико, однако Шапелю не хотелось раздражать ее еще больше.

— А вы слишком дерзки для женщины.

— А вы слишком упрямы для мужчины. — Вот чего стоили все его усилия не разозлить Прю. Она, кажется, даже стиснула зубы.

— Я вовсе не упрям. — Следовало бы промолчать, но что-то подстрекало его продолжать. — Просто я знаю об этом больше вас.

— Ах вот как. Стало быть, вам известно заранее, что в рай вас не пустят.

— А почему вы считаете иначе?

— Вы вовсе не воплощение зла.

Ее убежденность острой болью пронзила ему грудь.

— Вы понятия не имеете о том, что я собой представляю.

Кончик изящного подбородка Прю надменно приподнялся.

— Я не сомневаюсь, что Бог примет вас в своем Царстве.

— Пока еще нет. Моего покаяния до сих пор недостаточно.

— Ох, ради всего святого!

Она откинулась на спинку кожаного сиденья с такой силой, что едва не раскачала автомобиль. Кто бы мог подумать, что в этой стройной фигурке скрывается столько энергии?

— Вашего покаяния недостаточно? Большинству из нас отпущена для этой цели одна маленькая жизнь. У вас же их за спиной по меньшей мере семь.

О да, ей и впрямь нельзя было отказать в дерзости. Лишь желание продолжить спор помогло Шапелю не рассмеяться.

— Наверное, моя душа слишком порочна.

— А по-моему, вы просто глупец. — Прю смерила его взглядом, способным растопить айсберг. — Кто вам сказал, что от вас требуется покаяние? Церковь?

В ее устах это звучало почти как насмешка.

— Да, и я знаю, что это правда.

— Откуда?

— Так сказал мне архиепископ много веков назад. — Шапель вдруг вспомнил все так живо, как будто это случилось вчера. Крест, выжженный на его плече, снова вызывал зуд. — Моя душа будет отпущена на свободу, когда я искуплю свои грехи.

— Значит, так сказал архиепископ. А ему это откуда известно?

— Он же был архиепископом.

— Ах да. И только по этой причине его слова должны быть правдой.

Шапелю не слишком понравился ее сарказм.

— Послушайте, Прю. Я понимаю, что вам трудно во все это поверить…

— Нет. — Она оборвала его одним резким движением руки, натянутое выражение ее лица заставило его замолчать. — Мне трудно поверить в то, что вы в это верите. Я же с этим категорически не согласна — не больше, чем с утверждением, будто женщина виновна во всех грехах мужчины.

Шапель моргнул, вдруг почувствовав себя глупо.

— А у вас весьма современные взгляды.

— Зато у вас они слишком архаичные.

Она явно была на него разгневана — и не на шутку.

— Это не оскорбление, Прю. Просто наблюдение.

О да. Она почти заставила Шапеля поверить в то, что способна принять его таким, как есть — не как чудовище, но как человека. Никто, кроме него, не смог бы различить в темноте румянец, заливший щеки Прю.

— Извините меня. Как подсказывает опыт, большинство мужчин зачастую пренебрегают мнением женщины только из-за ее пола, а также из-за ложного убеждения, будто мы в чем-то им уступаем.

— Едва ли мне стоит напоминать вам о том, что я не таков, как большинство мужчин. Впрочем, то же самое относится и к вашему отцу, и к Маркусу. — И это несмотря на то что оба они также отличались от него самого.

— Нет, не стоит. Но ни отец, ни Маркус не стали бы так бездумно расточать собственную жизнь.

— Прошу прощения? — Должно быть, Шапель неверно ее расслышал.

Прю не стала колебаться с ответом:

— Мне до сих пор трудно поверить в то, что вы, прожив шесть столетий, так мало можете предъявить миру.

— Мало? — Как она пришла к такому выводу? С одной стороны, его жизнь была богата событиями, но с другой… любой путешественник мог бы составить ему достойную конкуренцию.

— Молино говорил, вы живете в церковном подвале.

— Так для меня безопаснее, к тому же я могу защитить церковь в случае нужды. — Боже правый, его объяснение звучало неубедительно даже для его собственного слуха.

— Это своего рода скала, за которой вы прячетесь, чтобы не оказаться лицом к лицу с миром.