Книга Великолепный век Сулеймана и Хюррем-Султан, страница 16 – П. Дж. Паркер

Нижняя крытая галерея была высечена из очень красивого зеленого мрамора. Колонны, изящно извиваясь, поднимались к искусно вырезанным капителям. Своды, на которых покоилась верхняя галерея, были выложены изникской керамической плиткой, расписанной цветами и птицами.

Хюррем повели наверх по винтовой мраморной лестнице. Гиацинт ненадолго оставил ее, и она принялась любоваться сверху красивым двором.

Через несколько минут из ближней к ней двери вышла Хатидже. Она подбежала к Хюррем и радостно обняла ее. Затем, поднеся указательный палец к губам и призвав ее к молчанию, она поцеловала ее в губы и сбежала вниз по винтовой лестнице.

Дверь, из которой она выбежала, осталась приоткрытой.

— Войди, дитя мое.

Хюррем вошла в тускло освещенное помещение и упала на колени в знак почтения.

Обстановка в комнате, в которую она вошла, была роскошной. Повсюду яркие ковры и резная позолоченная мебель. Стены украшали фрески с изображением деревьев в цвету. Из-за дерева выглядывал большой олень. Грациозные птицы летали по ярко-синему, расписанному вручную небу.

Мать наследника престола сидела на большой тахте под полупрозрачным голубым пологом, который тихо покачивался на ветерке. Золотые звезды, в произвольном порядке нашитые на материю, поблескивали в мерцающем свете единственного факела, который держал в руке мавр, неподвижно стоящий в углу.

— Хюррем, подойди, сядь со мной.

Хюррем подчинилась; глаза мавра неотступно наблюдали за ней. Девушка села на большую вышитую подушку, не сводя восхищенных глаз с полупрозрачной ткани. От изумления и восхищения она совсем оробела.

— Поговори со мной, дитя мое. Расскажи, чему ты научилась за последние месяцы.

— Я много чему научилась, госпожа, но мне еще многое надо узнать. Я умею писать свое имя и много простых слов на турецком и фарси, могу немного читать на обоих языках. Наставница меня хвалит, говорит, что я хорошо пою и лучше всех играю на лютне.

— Кроме того, наставница отмечает твои достижения в географии и алгебре.

— Да, госпожа, хотя деление в столбик дается мне еще с трудом.

— Я очень довольна твоими успехами, дитя, ибо твои растущие познания обеспечат тебе хорошее будущее.

Мускулистый мавр опустился на корточки, но по-прежнему высоко держал факел.

— Очень скоро, дитя мое, тебя подарят величайшему из султанов, который когда-либо ступал по поверхности земли.

— Султану Селиму, вашему мужу? — прошептала Хюррем. Слова ее гулким эхом отдались от стен и оставили в душе пустоту.

— Нет. Султану Сулейману, моему сыну.

— Но ведь он не султан… — смущенно возразила Хюррем.

— Молчи! — сердито воскликнула Хафса-султан. — Не перечь мне!

— Простите, госпожа, — произнесла Хюррем, лишь слегка пригибаясь на мягкой подушке.

— Сулейман скоро… очень скоро… станет султаном. Не следует недооценивать влияние матери наследника престола. Ступай, возвращайся к своим занятиям…

Хюррем поцеловала землю у ног Хафсы-султан и, пятясь, вышла. Она молчала, хотя голова ее полнилась мыслями.

Дариуш неуверенно шагал по улицам Стамбула.

Он брел вдоль громадного акведука Валента — от самого его начала у огромного водохранилища в Белградском лесу. Он не переставал дивиться и восхищаться огромным сооружением, которое лежало на величественных каменных арках.

В город он вошел через Белградские ворота в Феодосиевых стенах, защищавших Константинополь от варваров не одно тысячелетие. Он любовался красной плиткой и известняковыми блоками, которые выдержали многочисленные натиски завоевателей с севера. Янычары, символически охраняющие ворота, не обратили на парня особого внимания.

Дариуш провел в пути много месяцев; он спустился к устью Дуная, затем шел по берегу Черного моря. Его подгоняли разговоры о плененных красавицах с Карпат. Дариуш не сомневался: его любимая должна быть здесь, в этом огромном городе.

В пути он закалился, огрубел и теперь выглядел гораздо старше своих семнадцати лет. Густые каштановые волосы отросли и спутались; подбородок зарос неопрятной щетиной. Его одежда превратилась в грязные, вонючие лохмотья. Прохожие на стамбульских улочках шарахались в стороны, чтобы не коснуться его.

По Стамбулу быстро распространились слухи о смерти султана Селима в деревне под названием Корлу. Горестная весть дошла и до Старого дворца. Вскоре о смерти грозного султана узнали и в Европе, на которую Селим наводил такой ужас.

— Вряд ли совпадение, что он умер в той же деревне, что и его прославленный отец шесть лет назад, — шептал кожевник на Большом базаре.

— Говорят, он умер мучительной смертью, — вторил ему ученик серебряника.

— Его отравили — как и его отца, — сказал еще один.

В кофейнях и тускло освещенных хамамах мужчины и женщины, молодые и старые строили догадки и обменивались предположениями.

— Я точно знаю, что он умер от воспалившегося фурункула, — негромко говорил купец, лежащий голым на прохладной мраморной плите в хамаме. Раздетый юноша-служитель разминал его тело, доводя до расслабленного состояния.

— Начальник отряда по секрету сообщил мне, что янычары тайно вывезли молодого Сулеймана из Манисы и препоясали мечом Османа, чтобы он правил как султан, — горделиво сказал мускулистый янычар, переворачиваясь на спину и делая знак массировавшему его юнцу.

К середине дня полки янычар маршировали по улицам и, останавливаясь на площадях, громко зачитывали вслух официальное воззвание:

«Скончался величайший из правителей, султан Селим Первый Явуз, тень которого падала на всю вселенную. На престол взошел его сын и наследник, султан Сулейман, препоясанный мечом Османов в округе Эйюп. Сейчас султан направляется в Стамбул, где завтра в его честь будет устроено празднество. Торжества начнутся с восходом солнца».

Хафса-султан тихо сидела у фонтана в своем дворе. В руке она держала любовное стихотворение, которое давным-давно написал ей муж, султан Селим.

«Хотя львы трепетали под моей сокрушающей дланью,

Судьба уготовала мне пасть жертвой любимой с глазами лани» [2] .

Ее замыслы осуществились, но она обронила слезу.

Молодые наложницы в Старом дворце взволнованно перешептывались, обсуждая, что теперь их ждет. Многие из них, входившие в гарем Селима, но ни разу в жизни не видевшие султана, надеялись, что теперь их отпустят на свободу, они покинут стены гарема и, может быть, выйдут замуж за какого-нибудь вельможу.