
Онлайн книга «Наследник собаки Баскервилей»
Ни фига себе! Это слово искать не надо. Оно каждому известно. И где-то я совсем недавно его слышал. Коммуникации, подземная трасса, старая канализация… А Федор между тем все больше осваивался в нашей семье и все крепче в ней приживался. И немудрено - он нам очень нравился. Добрый такой, спокойный, под ногами не вертится. И еще у него было такое полезное «свойство организма» (Алешка так сказал): Федор очень любил всем помогать. И вовсе не для того, чтобы услышать лишнее «спасибо»; ему было приятно, что от него есть польза. Получив от Алешки бабушкины гостинцы, Федор очень обрадовался, ну и немного, конечно, погрустил. И очень растрогал нашу маму. Когда Алешка вручил ему кошелки и сказал: «Это тебе от твоей бабушки», Федор с удивлением вытаращил на него свои ясные глаза и ответил: – Это всем нам. От моей бабушки. И потом очень ревниво следил, чтобы никто из нас не отказывался от курских грибочков, пирожков и яблочек. Мама в нем души не чаяла и все время ставила его в пример, даже папе: – Алексей, что ты звенишь ложкой в чашке, как трамвай за углом? И не стыдно тебе - вон ребенок и тот так не делает. Отец, ты хлюпаешь чаем, будто лось по болоту бредет. А еще за границу ездишь. Даже ребенок аккуратнее тебя кушает. Дима, а посуда… А вот посуда - это да! Один раз я примчался из школы - куча дел. А тут еще посуда. И вдруг слышу на кухне какой-то тихий звяк. А это наш Зайцев подставил к мойке скамеечку, нацепил мамин фартук - от шеи до пяток - и старательно моет посуду, напевая себе про мадам Брошкину. С той поры мне стало легче жить. Правда, и здесь мама не избегала педагогических замечаний: – Ах, какая у нас теперь чистая посуда! Никогда она такой не была! И кто же ее так хорошо моет? - И гладила Зайцева по макушке. А тот сиял, как бабушкин самовар на Новый год. – Испортишь мальца, - предупреждал папа. - Зазнается. – Не зазнается. - Руки в боки. - Не так воспитан. Вообще Федя стал центром в нашей семье. Наверное, потому что оказался самым маленьким. Мы-то все уже большие, да и заботиться друг о друге за долгие совместные годы уже, наверное, немного надоело. А потребность такая, свойственная нормальным людям, осталась. Вот мы все и набросились на Федю со своими заботами. Я позволял ему мыть за меня посуду, мама его подкармливала (обкармливала, папа говорит), сам папа его все время подбадривал, Алешка читал ему сказки и ходил с ним в парк, даже в зоопарк его свозил. Маме это очень понравилось. У нее с зоопарком связаны самые теплые воспоминания юности. Наша мама любит вспоминать, что наш папа сделал ей предложение руки и сердца в зоопарке. Около крокодилов. «Я посмотрела на крокодила, - рассказывала мама, - потом на вашего будущего папу, потом опять на крокодила и опять на папу. И согласилась!» – А ты что, - обычно спрашивал при этом папа, - сравнивала? Мама молча улыбалась в ответ, а папа вздыхал: – По-моему, ты сделала правильный выбор. И по-нашему - тоже… В общем, Федору, надеюсь, жилось у нас неплохо. Ну и правильно - конечно, этот малец нуждался в семейном тепле и заботе. Он столько пережил. И все еще переживает. Правда, он стал немного оттаивать. Все чаще слышался в квартире его детский смех. Все веселее они играли с Алешкой. Но иногда Федя вдруг садился на свою раскладушку, горестно подпирал щеку кулачком и вздыхал, грустя. Мама тут же сунет ему конфету, папа потреплет по голове, Лешка подсунет что-нибудь из наших старых игрушек, а я говорю: – А не помыть ли нам, дядя Федор, посуду? – Она вся чистая, - с сожалением вздыхает он. – А вот я сейчас съем тарелку борща, и она снова грязная будет. Я хлебаю борщ, хотя мне этого совсем не хочется, а дядя Федор сидит рядом, подперев щеки кулаками, и терпеливо ждет. А иногда берет ложку, и мы хлебаем по очереди из одной тарелки. Потом он быстро ее хватает, будто боится, что я его обгоню, и весело бежит к мойке. Он даже поправляться стал. Потому что из-за этой посуды подсаживался не только ко мне. А мама все-таки сделала мне замечание по этому поводу: – Дима, вот найдутся его родители и спросят: «Ну как ты жил, Феденька, у Оболенских? Чем занимался?» И что он ответит? «Посуду мыл!» Что они о нас подумают? Не так уж это важно - что они о нас подумают. Главное - чтобы они нашлись. Представляю, как они где-то там с ума сходят по своему дяде Федору. И все думают: кому он там посуду моет? У папы на этот счет никакой информации пока не было. – Ищут, - неизменно отвечал он. - Непростое это дело. Мы и сами это знали. И в один прекрасный день снова поехали в Поречье. Когда мы сели в электричку, я вдруг вспомнил: – А где ты деньги взял? Опять играл? Алешка чем-то заинтересовался за окном, прилип к нему и ответил не сразу: – Что? А… - махнул он рукой. - Банку с вареньем продал. С курским. Все равно мы его уже объелись. – Как продал? Кому? Где? – Да у метро. Где старушки всякой ерундой торгуют. …Утром, еще до школы, Алешка сунул в ранец банку с вареньем и помчался к метро. Встал в один ряд с бабульками и стал жалобно орать: – Граждане! Купите у сироты прекрасное курское варенье из московских яблочек. Сами мы люди не местные… – Иди отсюда, сирота, - толкнула его в бок ближайшая бабка, торговавшая вчерашними газетами. Они все очень не любили конкурентов. - Откуда ты взялся? – Бабушка заболела, - придумал Алешка. - Лекарство надо купить. А ее пенсию папка пропил. – Какая бабушка? - встрепенулась соседка с другого бока, продававшая сигареты. - Андревна никак? – Андревна. Она самая. - Алешка мазнул рукавом по щеке. - У нее аппендицит в пятке. – То-то я смотрю - ее второй день нету. Торгуй, пацан, торгуй. Когда я все это от него услышал, мне стало плохо, как старой даме при виде рыжего таракана. – Ты соображаешь?! Там же в это время все наши учителя из метро выходят! Та же Валентина в парике. И Семеновна в локонах. – А я ей варенье и продал. Тут я потерял сознание и очнулся, когда Алешка дернул меня за рукав: – Выходим, Дим! Чего ты разлегся! На платформе он досказал мне эту гнусную историю. Оказывается, он все точно рассчитал. Когда из перехода показались золотые локоны Татьяны Семеновны, он кинулся ей под ноги и заверещал: – Тетенька! Купите варенье! Для вашей бабушки! Прямо с Курского вокзала! И пояснил мне: – Дим, она же не захотела бы такого позорного пятна на всю школу, логично? И поскорей купила почти всю банку. |