Книга Дело о светящейся записке, страница 30 – Наталия Кузнецова

— Она, наверное, специально вашу Марию Дмитриевну у выхода поджидала, чтобы вам не звонить и незаметно войти, — рассудительно сказал Ромка. — И ни в какой магазин она не ходила, вообще из подъезда не выходила, иначе бабушка Арина ее засекла бы.

— Я тоже так думаю, — согласился с ним Лев Николаевич. — А наша наивная Мария Дмитриевна, впустив ко мне девушку и не думая ни о чем плохом, уехала отдыхать. А та дождалась, пока грибочки окончательно на меня подействуют, и принялась за дело. Вот и вся история!

— Но ваша Мария Дмитриевна разглядела эту девушку? Описала ее? Сумеет она ее фоторобот составить?

— Кто ее знает. «Племянница» моя, говорит, была такая… молоденькая, приветливая, светленькая. Одним словом, как я уже говорил, никаких подозрений эта девушка у нее не вызвала.

— И вы такую же девушку видели, когда, ну, когда вам что-то мерещилось? — Ромка стеснялся напоминать Иноземцеву о его поведении в утро ограбления. Но тот ничуть не смутился.

— Похожую. Я еще говорил, что она назвалась моей студенткой.

— А мальчик?

— Мальчика Мария Дмитриевна не видела. Наверное, он позже пришел.

— А кто мог знать, по каким дням и часам она у вас убирается?

— Моя жена и дочка. А кто еще? — Лев Николаевич задумался. — Не знаю, на эту тему я ни с кем не разговаривал.

— Понятно, что ничего не понятно, — протянул Ромка и встрепенулся: — А сумка? Какого цвета была у вашей «племянницы» сумка, с которой она якобы к вам приехала? Вы у Марии Дмитриевны случайно об этом не спросили?

— Она сама ее описала. Сумка была голубая, с темно-серыми карманами.

— Так-так. — Ромка побарабанил пальцами по столу. — Ну, а отпечатки пальцев у вас в квартире менты снимали?

— Да, — ответил Лев Николаевич. — Но их было много, и все нечеткие.

— А у нас их возьмут? Чтобы исключить нас из числа подозреваемых.

Ромка затаил дыхание, и Лешка догадалась, что ее брату очень хочется пройти эту процедуру, о которой он знал лишь по фильмам и книжкам.

— Не знаю, возможно, — ответил Иноземцев. — Но пока в их картотеке ни одного похожего отпечатка не обнаружилось.

— Значит, у вас действовал не профессиональный преступник, — проявил свою осведомленность Ромка.

— Значит, так.

Больше у Ромки вопросов не было. Он выяснил у Иноземцева номера телефонов его домработницы, попрощался и тут же позвонил Венечке. Быстро и коротко пересказав ему свой разговор с уфологом, Ромка велел ему сходить к бабушке Арине и спросить, какого цвета была сумка в руках у мальчика, которого она приняла за Сережу из двадцать шестой квартиры.

— Рома, а что тебе это даст? — спросила Лешка.

— Как что? Узнать, был ли мальчик в квартире у Льва, или он приходил к кому-нибудь еще и в ограблении не замешан.

— А потом что?

— Откуда я знаю?! В «Законе Мэрфи», между прочим, говорится, что идеальный руководитель действует в абсолютном неведении. Надо выяснять то, что можно, а потом видно будет. В общем, надо ждать.

Ромка насыпал корму своему Попке, присел было на диван, но не усидел на месте, вскочил и принялся мотаться туда-сюда по комнате. Лешке тоже поглядывала на телефон: интересно, что скажет Венечка?

Наконец раздался долгожданный звонок, и брат с сестрой схватили трубки.

— Бабушка Арина сказала, что сумка была светлой, цвета ее она не помнит, а вот карманы выделялись, они темнее были, серые вроде, и большие, поэтому она их хорошо разглядела, — сообщил Венечка.

— Значит, мальчик все-таки был! — торжествующе воскликнул Ромка. — То есть у этой «племянницы» был сообщник. Понятно вам?

— Возможно, — сказал Венечка. — Но… как-то непонятно! Зашла с сумкой девушка, вышел с сумкой мальчик. А она-то куда делась?

Лешка тоже выразила свое недоумение:

— Вот именно, куда?

Но Ромка не растерялся:

— А вот это-то как раз объяснить легче легкого, — спокойно сказал он. — Бабка Арина — не автомат, который фиксирует всех входящих и выходящих. Не усекла же она, к примеру, как Лев Николаевич с Малышом выходил, и как эта его «племянница» появилась. Значит, могла и возвращение воровки проморгать.

— Да, так быть могло, — не могла не согласиться с ним Лешка. — А как быть с «инопланетянами»? Их-то бабушка Арина из своего окна не видела тоже.

— Это вопрос! Но все тайное, сами знаете… Хотя «инопланетяне» как раз могли Льву примерещиться. Венька, — сказал Ромка в трубку, — я сейчас с домработницей переговорю и тебе снова позвоню. Жди!

Деловито насупив брови, он наугад набрал один из нескольких номеров, которые дал ему Иноземцев, и сразу попал в точку. Мария Дмитриевна все еще гостила у своей подруги в Зеленограде.

— Здравствуйте, это Рома, знакомый Льва Николаича Иноземцева. Пожалуйста, ответьте мне, кто знает о том, когда и по каким дням вы приходите к нему убираться?

— Никто, — нисколько не раздумывая, ответила Мария Дмитриевна.

— Правда? — разочаровался Ромка. — Совсем-совсем никто? Может быть, вы просто не помните?

На этот раз Мария Дмитриевна задумалась и молчала довольно долго. Ромка, покашляв, уже хотел было повторить свой вопрос, как она вдруг сказала:

— Ну, разве что совсем недавно, в метро, я разговорилась с одной очень приятной женщиной. Она тоже приходящая домработница, и всю дорогу мне жаловалась, как мало ей платят. Я ей посочувствовала: меня-то хозяин не обижает. Сказала, что работаю я столько-то и столько-то, и вышло, что уборки у меня куда меньше, а получаю я в два раза больше ее. Вот и весь разговор. Она даже адресом моей работы не поинтересовалась.

— А вы сказали ей, во сколько приходите? И что у Льва Николаича племянница есть?

— Не помню уже, но, кажется, я говорила, что он ждет гостью из Петербурга, и что мой рабочий день невелик — всего-то с полдевятого утра и где-то часов до двенадцати, а то и меньше, в общем, как управлюсь. Причем всего три раза в неделю.

— А какая она была, эта женщина? — с замиранием сердца спросил Ромка.

— Пожилая. Седая. Голос низкий. Я ее особенно не разглядывала, а и хотела бы — не смогла бы. У меня сильная близорукость, я и в очках-то плохо вижу. Поэтому тарелки по несколько раз стараюсь мыть, чтобы грязь не пропустить.

— В таком случае, вы и «племянницу» Льва Николаевича не могла как следует разглядеть? — предположил Ромка.

— Конечно, пристально я в нее не всматривалась. Что она молоденькая и симпатичная — помню. Как смогла, обрисовала я ее милиционерам, но верный ли получился портрет, не знаю.

— И сколько примерно ей лет?

— Может, двадцать семь. От силы тридцать…

— Тридцать лет?! И это, вы говорите, молоденькая? — опешил Ромка.