Когда камень срывается с горы, а потом его тащат обратно — это еще куда ни шло. Но когда гора валится с плеч и вдруг опять залезает на плечи — это уже никуда не годится. Это может человека подкосить.
Царственное появление Наполеона буквально сшибло Веру с ног. Она уронила портфель, пала на крыльцо. Ужасную усталость почувствовала Вера, и гора, хихикая, залезла на плечи второклассницы, навалилась так, что заболели лопатки.
Гордый, независимый стоял Наполеон у входа в конуру. Как мантия, стелился по земле его императорский хвост, и, как символ власти, держал он в зубах мотоциклетную перчатку.
Редкая выпала доля этой мотоциклетной перчатке. Пропахшая бензином, раньше она только и знала, что хвататься за рогульки мотоцикла, накачивать шины, и каждую минуту чувствовала, что зависит от руки, на которую надета.
Удивительная судьба свела ее с Наполеоном — закружилась перчатка в вихре событий, попала в переплеты, какие не снились варежкам и рукавицам.
Но, наверно, страсть к приключениям заложена была в перчатке с детства, и хоть потрепали ее, покусали — она прожила яркую жизнь и, если б пришлось начать сначала, снова пошла бы тем же путем.
Редко, очень редко рождаются на земле перчатки, у которых есть в жизни своя собственная, верная, постоянная линия. О мотоциклетная!
Наполеон на Веру внимания не обратил, снова направился в конуру, легким кивком головы пригласив туда и Пальму.
Нет, жизненные передряги никак не повлияли на его характер — все те же благородные манеры, та же глубокая внутренняя культура чувствовались в нем. А шуба Наполеона выглядела теперь чистой, ухоженной. Видно, Пальма постаралась, выбила из нее пыль да грязь, помыла недопеска, причесала. Белей сахарина блестела полоска на его носу черного бархата.
«Опять он здесь, — растерянно думала Вера. — Опять!»
Гора наваливалась на плечи, давила, тянула на дно, погружала в болото размышлений.
Как только вылез Наполеон из конуры, Вера сразу поняла, что теперь ей некуда деться, что судьба Наполеона только лишь в ее руках и нужно немедленно, сию минуту решать, что с ним делать.
«Серпокрылыч», — подумала Вера и хотела уж бежать за дошкольником, но остановилась.
Она ясно представила себе, что скажет дошкольник. У него была своя верная линия, которая вела прямо на Северный полюс.
Надо было самой решать, что делать: хватать Наполеона или отпустить на полюс.
«Надо отпустить, — думала Вера. — Пусть живет на полюсе. У него будут детки. А как блестит полоска на носу! Отпущу. Пусть бежит на полюс».
На минутку стало легче.
«От него разведутся самые красивые песцы. Только не в клетке, а на воле».
Вера улыбнулась, успокоилась, только какая-то маленькая трещинка мешала успокоиться окончательно.
«Постой, — подумала Вера. — А ведь я его не держу. Если он бежит на полюс — зачем в конуру забился?»
У Веры закружилась голова, от волнения так заколотилось сердце, что Наполеон даже выглянул из конуры: что это, дескать, колотится?
Он пристально глядел на Веру, будто соображал, что ж она за человек — хороший или плохой, почему так странно смотрит и что собирается сделать.
А ты что делаешь здесь, свободный зверь? Зачем забрался в собачью конуру? Беги, если хочешь бежать, живи в клетке, если устал. Видно, не нужен тебе Северный полюс, тебя манит теплая конура, вчерашние щи. Если так, то Вера Меринова ничем не может помочь. Наполеон Третий — государственная собственность и пусть тогда возвращается на ферму. В конуре, быть может, лучше, чем в клетке, но такой уж большой разницы в этом нет.
— Ладно, — сказала Вера. — Подожду еще пять минут. Если уйдет — пусть уходит.
Она подождала пять минут, а потом расстегнула портфель и вынула из него веревку.
Друзья звероводства
«Надо мне тоже завести пыжиковую шапку, — думал директор Губернаторов. — Это настоящий директорский головной убор. И солидно, и красиво».
«Газик» возвращался в деревню, безрассудно подпрыгивая на ковылкинской дороге. Директора рядышком сидели на заднем сиденье и туго толкались плечами над самыми заковыристыми колдобинами.
Директору Губернаторову очень хотелось примерить шапку, но он не решался попросить.
— А то бывают еще шапки из ондатры, — сказал директор Некрасов, будто угадавши мысли своего спутника, — но самые лучшие — из песца.
— Лично мне нравится пыжик, — мягко подчеркнул директор Губернаторов.
— Нет, серьезно? — воскликнул Некрасов. — Мне тоже!
Директора улыбнулись друг другу, радуясь такому чудесному совпадению.
Кстати сказать, директор Некрасов давно уже замечал, что директору Губернаторову чего-то не хватает, и только сейчас понял чего. У директора Губернаторова не было пыжиковой шапки. А что такое директор без пыжиковой шапки? Это все равно что генерал без погон и лампасов. Директору Некрасову стало на миг неловко, что у него есть такая шапка, а у спутника нету. Но в то же время он чувствовал и некоторую гордость, понимая, что такие шапки бывают только у важных директоров.
У ковылкинского оврага «газик» остановился. В кустах бузины директора заметили фигуру с удивительной сосновою головой. Это был Коля Калинин, несущий дозорную службу. Для пущей маскировки он натыкал себе за шиворот сосновых веток и, как белочка, выглядывал теперь из них.
Через десять минут все второклассники собрались у школы. Наполеона они не видали и ужасно хотели есть.
— Ребята! — сказал директор Некрасов, взойдя на школьное крыльцо. — Наполеона мы не поймали. Но кто ищет, тот всегда найдет. И мы найдем Наполеона. Он далеко уйти не может. Он будет крутиться около деревни, и мы должны быть начеку. Он придет в деревню за пропитанием. А пока — до свидания!
— Приезжайте к нам еще, — ответили второклассники, собираясь махать руками, но тут слово взял директор Губернаторов.
— Товарищи школьники! — сказал он. — Пионеры и октябрята! Вы все теперь юные друзья звероводства. И мы должны обещать директору Некрасову, что не будем смыкать глаз, пока не отловим этого Наполеона.
— Потому что Наполеон, — продолжал директор Губернаторов, — ценная зверушка и приносит пользу государству. Такие звери, как этот Наполеон, являются настоящим золотом, потому что их шкурка дорого стоит. Она дорогая потому, что у него красивый мех.