Онлайн книга «Офицеры и джентльмены»
– А тебе что, херес не нравится? – Не очень-то. – Чем скорее мы привыкнем к нему, тем лучше. Из Испании вина больше не поступают. – А на мой вкус они все одинаковые, – заметил Тони. – Что ж, стол накрыт в твою честь. Жена садовника и девушка из поселка составляли теперь всю домашнюю прислугу. Легкую и чистую работу по кухне Анджела выполняла сама. Вскоре она позвала их обедать в небольшую комнату, которую Артур Бокс-Бендер любил называть рабочим кабинетом. В деловой части Лондона у него был просторный кабинет; в городе, который избрал его в парламент, специальный агент Бокс-Бендера имел постоянную контору; его личный секретарь располагал в юго-западной части Лондона канцелярией, картотекой, машинисткой и двумя телефонами; никакой важной работой в комнате, в которой они сейчас обедали, Бокс-Бендер никогда не занимался, но он решил называть ее рабочим кабинетом потому, что так делал мистер Краучбек, который усидчиво работал здесь над всеми документами, касающимися имения в Бруме. Во всем этом, по мнению Бокс-Бендера, была какая-то настоящая сельская изюминка. В мирные времена Бокс-Бендер частенько устраивал у себя скромные обеды на восемь – десять человек. Гай помнил многие такие вечера в освещенной свечами столовой: довольно строго подобранные блюда и вина, прямо сидящий на своем месте Бокс-Бендер и направляемый им разговор на скучнейшие темы. Сегодня, в условиях, когда Анджела и Тони были вынуждены часто вставать, чтобы принести или унести тарелки, Бокс-Бендер, видимо, чувствовал себя менее непринужденно. Он пытался обсуждать все такие же скучнейшие темы, но Гай и Тони говорили преимущественно о том, что занимало каждого из них. – Просто поразительно, как поступила семья Эберкромби, – сказал Бокс-Бендер. – Вы слышали? Упаковались и отправились на Ямайку со всеми пожитками. – А почему бы им и не отправиться? – сказал Тони. – Здесь от них никакой пользы. Просто лишние рты. – Так, пожалуй, можно и обо мне сказать, я, кажется, тоже собираюсь стать лишним ртом, – заметил Гай. – По-моему, это зависит от того, у кого какой взгляд на подобные вещи. Некоторые хотят быть во время войны со своим народом. – Что-то не замечаю этого, – сказал Тони. – Полезной работы и для гражданских сколько угодно, – сказал Бокс-Бендер. – Из семьи Прентисов все эвакуированные возвратились в Бирмингем раздраженные и разгневанные, – сказала Анджела. – Им всегда невероятно везло. Нам же достались всякие хеттские ужасы, вот и живи с ними. – А как ужасно, когда солдаты не знают, где находятся их жены и семьи, – сказал Тони. – Наш бедный офицер по бытовому обслуживанию тратит целые дни, чтобы установить их местонахождение. Шесть человек из моего взвода поехали в увольнение, не зная, куда им, собственно, ехать, где их семьи. – Пожилая миссис Спэрроу упала с лесенки, когда собирала яблоки, и сломала обе ноги. Ее не положили в больницу только потому, что все койки зарезервированы для пострадавших во время воздушных налетов. – У нас днем и ночью дежурит офицер, ведающий пассивной противовоздушной обороной. Ох и нудная же это обязанность! Он через каждый час должен звонить по телефону и докладывать: «Все в порядке, самолетов противника нет». – В Страуде полицейский остановил Кэролайн Мэйден и потребовал от нее объяснения, почему она не носит противогаз. Тони был как бы из другого мира: их проблемы его не интересовали. Гай же не принадлежал ни к какому из этих миров. – Я слышал, как кто-то говорил, что эта война совсем необычная. – Конечно, дядя Гай, чем дольше каждый держится в стороне от нее, тем лучше для него. Вы, гражданские, просто не представляете, в каких благоприятных условиях находитесь. – А может быть, в данный момент, Тони, мы не очень-то и хотели бы находиться в благоприятных условиях. – Я, например, точно знаю, чего хочу. Военный крест и аккуратненькую маленькую рану. Тогда остальную часть войны я мог бы провести в окружений хорошеньких и заботливых медицинских сестер. – Пожалуйста, Тони! – Извини, мамуля. Не будь такой ужасно серьезной, а то я начну жалеть, что не провожу свое увольнение в Лондоне. – По-моему, я вовсе не вешаю носа. Но только, пожалуйста, дорогой, не говори, что ты хочешь, чтобы тебя ранили. – Ха, но это же лучшее, на что может надеяться любой. Разве не так? – Послушайте, – вмешался Бокс-Бендер, – не начинаем ли мы понемногу видеть все в мрачном свете? Забирай-ка дядю Гая, пока мы с мамой уберем со стола. Гай и Тони прошли в библиотеку. Французские окна, выходившие в сад с выложенными камнем дорожками, были открыты. – Хочешь не хочешь, черт возьми, но, прежде чем зажечь свет, надо опустить шторы. – Давай выйдем на воздух, – предложил Гай. Сумерки сгустились, но еще не настолько, чтобы не видеть дороги. Воздух благоухал, напоенный ароматом невидимых цветов старой магнолии, прикрывавшей собою добрую половину дома. – Никогда не чувствовал себя так отвратительно, как сейчас, – признался Тони. Когда они вышли в сгущавшиеся сумерки, он неожиданно спросил: – Расскажите мне, как сходят с ума. У многих ли родственников мамули не хватало винтиков? – Нет. – А дядя Айво был такой, правда? – Он страдал избытком меланхолии. – Не наследственной? – Нет, нет. А почему ты спрашиваешь? Ты что, чувствуешь, что твой рассудок мутится? – Пока нет. Но я прочитал об одном офицере – участнике прошлой войны, который казался совершенно нормальным до тех пор, пока не попал в бой, а в бою взбесился как собака, и сержанту пришлось пристрелить его. – Слово «взбесился» вряд ли подходит к тому, что произошло с твоим дядей. Он во всех отношениях был очень скромным человеком. – А как другие? – Возьми меня, или твоего дедушку, или двоюродного дедушку Перегрина – у него потрясающе здравый рассудок. – Он тратит время на сбор биноклей и посылает их в военное министерство. Это, по-вашему, здраво? – Абсолютно. – Я рад, что вы сказали мне все это. Вскоре Анджела позвала: – Идите сюда, вы! Уже совсем темно. О чем вы там все толкуете? – Тони думает, что он сходит с ума.» – Это миссис Гроут сходит. Она не затемнила кладовую. Они уселись в библиотеке спиной к постели Гая. Через несколько минут Тони поднялся, чтобы пожелать всем спокойной ночи. – Месса в восемь, – сказала Анджела. – Нам нужно выйти без двадцати. В Юли ко мне должны присоединиться несколько эвакуированных. – А нельзя ли немного позднее? Я так мечтал поваляться утром. |