Онлайн книга «5-ая волна»
|
У Сэмми на шее медальон в форме сердечка. Что за черт? – Я трогаю медальон, а Сэмми немного от меня отстраняется. – Почему ты так одета? – спрашивает он. – Потом объясню. – Ты теперь солдат, да? Ты в которой группе? Группе? – Ни в которой, – отвечаю ему. – Я сама себе группа. Сэмми хмурится: – Ты не можешь быть сама себе группа. Сейчас действительно не время устраивать разборку насчет каких-то групп. Я оглядываюсь по сторонам и говорю: – Сэмми, мы уходим отсюда. – Я знаю. Майор Боб говорит, что мы полетим на большом самолете. – Сэмми кивает в сторону майора и хочет ему помахать, но я успеваю остановить малыша. – На большом самолете? Когда? Сэмми пожимает плечами. – Скоро. – Он берет мишку и осматривает со всех сторон. – У него ухо порвано, – с укором говорит Сэмми, как будто я не справилась с домашним заданием. – Сегодня? – спрашиваю я. – Сэм, это важно. Вы улетаете сегодня вечером? – Так сказал майор Боб. Он сказал, что они вакулируют всех неважных. – Вакулируют? А, понятно. Они эвакуируют детей. Столько информации, что у меня голова идет кругом. Это путь на свободу? Просто сядем на борт самолета с другими детьми и сбежим после приземления… Только где мы приземлимся? Черт, и зачем я избавилась от комбинезона? Но даже если бы я его не выкинула и смогла пробраться на самолет, этого все равно не было в плане. «Где-то на базе есть капсулы, скорее всего они рядом с командным центром или с жилищем Воша. В основном капсулы одноместные, они запрограммированы, чтобы переправить пассажира в безопасное место, подальше от базы. Не спрашивай куда. Капсулы – это ваш реальный шанс. Это неземные технологии, но я объясню, как управлять таким устройством. И сделаю это исключительно на случай, если тебе удастся найти капсулу, если вы вдвоем сумеете в нее залезть и если вас до того не схватят». Слишком много «если». Может, лучше я вырублю кого-нибудь из детей и заберу у него комбинезон? – А ты давно здесь? – спрашивает меня Сэмми. Наверное, подозревает, что я не очень хотела с ним встречаться, потому что не уследила за ухом мишки. – Дольше, чем рассчитывала, – бормочу под нос, и эта фраза решает все. Мы не останемся здесь ни на минуту дольше, чем потребуется, и не сядем в самолет, летящий в «Приют-2». Я не поменяю один лагерь смерти на другой. Сэмми играет с порванным ухом любимца. Вообще-то это не первое ранение. Мама зашила столько дырок, поставила столько заплаток, что я и счет потеряла. У мишки больше швов, чем у чудовища Франкенштейна. Я наклоняюсь ближе к Сэмми, чтобы привлечь его внимание, и в этот момент он поднимает голову и спрашивает: – А где папа? Шевелю губами, но слова не получаются. Я даже не думала, что надо сказать ему об этом… не думала о том, как ему об этом сказать. – Папа? Он… «Кэсси, только не усложняй». Я не хочу, чтобы Сэмми расклеился в момент подготовки к побегу, поэтому даю папе еще немного пожить. – Он ждет нас в лагере беженцев. Нижняя губа Сэмми подрагивает. – Папа не здесь? – Папа занят. – Я хочу, чтобы Сэмми замолчал, и из-за этого чувствую себя последним дерьмом. – Поэтому он послал меня сюда. Чтобы я тебя забрала. Вот это я сейчас и делаю: забираю тебя отсюда. Я тяну Сэмми за плечи, чтобы встал, а он упрямится: – А как же самолет? – Ты демобилизован, пошли. Сэмми озадаченно смотрит на меня: «Демобилизован?» Я хватаю его за руку и тащу к тоннелю. Иду прямо, с высоко поднятой головой, потому что идти крадучись, как Шегги и Скуби-Ду, – лучший способ привлечь внимание. Я даже покрикиваю на некоторых ребятишек, чтобы дали пройти. Если кто-нибудь попытается нас остановить, я не стану стрелять. Объясню, что малыш заболел и я веду его к врачу, иначе он сам облюется и облюет других. Вот если мне не поверят, тогда и устрою пальбу. А потом мы оказываемся в тоннеле, и в это трудно поверить – навстречу идет врач. Половина его лица закрыта хирургической маской. Когда он нас замечает, у него округляются глаза. Вот здесь и выясним, насколько хороша моя легенда. Иными словами, если он нас остановит, я его пристрелю. Мы сближаемся, и я вижу, как доктор будто случайно опускает руку в карман халата. У меня в голове включается тревога – такая же сработала в круглосуточном магазине, когда я стояла за пивными холодильниками, а потом всадила всю обойму в солдата с распятием. На принятие решения у меня половина от половины секунды. Первое правило последней войны – не доверяй никому. Я опускаю ствол с глушителем на уровень его груди, он достает руку из кармана. В руке пистолет. Но у меня штурмовая винтовка М-16. Как долго длится половина от половины секунды? Оказывается, достаточно для того, чтобы маленький мальчик, который не знаком с первым правилом последней войны, успел прыгнуть между пистолетом и винтовкой. – Сэмми! – кричу я и убираю палец со спускового крючка. Мой братик встает на цыпочки, его пальцы дотягиваются до лица доктора и срывают хирургическую маску. Какое счастье, что я не могу увидеть в этот момент выражение на своей собственной физиономии. Лицо у него не такое, как запомнившееся мне. Худое, бледное. Глаза провалились, и взгляд у парня застывший, как будто он болен или ранен, но я узнаю эти глаза. Я знаю, чье лицо было спрятано под маской, просто не могу это переварить. Здесь, в этом месте. Спустя тысячу лет и в миллионе миль от школы имени Джорджа Бернарда. Здесь, в брюхе зверя, на дне мира, прямо передо мной стоит… Бенджамин Томас Пэриш. Кассиопея Мэри Салливан испытывает крутейший ОВТ [13] : она видит себя, ту, которая смотрит на него. Последний раз она видела Бена в школьном спортзале, после отключения электричества, – вернее, видела только его затылок. Когда же потом рисовала его в своем воображении, рациональная часть ее сознания твердила, что Бен Пэриш погиб, как и все остальные. – Зомби! – кричит Сэмми. – Я знал, что это ты. «Зомби?» – Куда ты его ведешь? – спрашивает меня Бен. Я не помню, чтобы у него был такой низкий голос. Или меня память подводит, или он специально говорит басом, чтобы казаться старше? |