Книга Правила боя. Исток, страница 48 – Анна Московкина

— Верно. Только я предпочел более подходящую деятельность. И стал колдуном.

— Сколько тебе? Сорок? — Я бросила в него одежкой.

— А это важно? — Майорин с легкостью поймал ее на подлете.

— Нет, просто любопытно.

— Держи. — Он протянул мне миску. Я задумчиво перебрала нарезанную соломкой картошку, колдун влез в рубашку. Из распущенного ворота показалась черноволосая голова. — Что тебя так заботит?

— Ты все время врешь.

— Да! — честно ответил мужчина. И захохотал. — Я все время вру. Я много лет ждал, когда меня перестанут узнавать, вот даже бороду отпустил.

Он шутливо изобразил растительность, достойную старого гнома.

— Я привык быть колдуном, магом, чародеем, если тебе угодно. Меня уважают…

— И боятся, — подсказала я.

— И боятся, — не стал спорить Майорин. — Только потому, что я это я, это мои способности, мой труд, мои знания, а не родовой герб и собственно род.

— Иди ты. Но кто-то же знает…

— Твоя мать, Ловша и еще двое.

— А твой брат?

Майорин презрительно фыркнул:

— Брат… Он не видел меня уже лет пятнадцать и наверняка похоронил.

— Но… — Договорить нам не дали.

В дверь заколотили и, не дожидаясь, пока гостеприимные хозяева соизволят оторвать задницы от лавок, вошли. В сенях послышался хлопок отряхиваемой от воды куртки и спор, куда эту куртку пристроить.

— Мы не помешали? — Скрипнула входная дверь.

Ловша с Жаркой несли, как хрупкий артефакт, пару кроличьих тушек. В заплечной сумке у Ловши звенело и булькало.

— А если помешали, то вы извинитесь и уйдете? — уточнила я.

— Не-эт, — протянула полукровка.

Мы с колдуном перестали друг на друга негодующе коситься и улыбнулись. Я вымученно, зато Майорин вполне искренне. Полукровка торжественно сложила кроликов на стол.

— А о чем разговор?

— О смысле жизни. — Я пощекотала кролику пузо. — А что готовим?

— Я готовлю. — Ловша забренчал чугунками в печи. — А вы ждете, благоговейно вдыхая ароматы.

— Не очень и хотелось. — Колдун вытянул ноги, понимая, что его не будут беспокоить. — Вина только налейте.

— Вино… В котомке кувшины с пивом. Сам варил.

— Ах, сам! Так наливай уже, — скомандовал Майорин.

— Обойдешься. Тебе надо, ты и наливай! — заартачилась я.

Ловша усмехнулся и развязал котомку.

— Давай кружки, гордячка. Ты еще не рассчиталась за погром!

— Надеюсь, вы не собираетесь мне за него мстить?

— Как мелочно. — Майорин пригубил пену.

— Месть бывает разная…

Ловша хлопотал над кроликами, мы втроем вели неспешную беседу, споря о мести и злодеяниях.

— Да, а хорошо ты тому обормоту лютней по башке залепила. Мелочь, а приятно, — сказала Жарка.

— А мне даже стыдно… немножко…

— За то, что ты их напоила? — приподняла бровь убийца.

Ох, зря она это сказала. Светлые глаза впились в меня, кусаясь побольнее иных зубов. И снова меня спас Солен. Мне начинала нравиться его сестра, раз уж ее брат который раз спасает меня от публичной порки. Он долбился в дверь, и похоже, головой. Потому что, когда Майорин распахнул ее, парень не глядя ввалился в сени и, распластавшись: голова на кухне, ноги на улице, остальное в сенях, — произнес:

— Где он?

— Да, хорош! — Ловша приподнял героя за подбородок и всмотрелся в пьяные стеклянные глаза.

Похоже, парень принял мои увещевания слишком близко к сердцу и перепуганный пошел воевать со страхом народным способом. Довольно успешно. Вот только воевать с колдуном он не сможет два дня. Может, это хитрый план, отодвигающий дату казни? Солен прикрыл глаза и захрапел.

— Ему просто нравится спать у нас на полу, — предположил Майорин.

— Дверь закрой, дует.

— А этого куда? — спросил колдун и недолго думая отнес горе-мстителя на мою кровать.

Может, и матрас поменять? А то у меня на ней скоро пол-Вирицы переночует. Майорин хоть участвует в осквернении своего места отдыха, а я за что страдаю? Решив, что смена матраса все-таки перебор, я скрепя сердце сунула Солену под запрокинувшуюся голову подушку.

Корчмарь с гордым лицом выставлял яства на стол. Кролики пахли божественно… Слопав две порции в церемониальном молчании, мы уставились на горшок, в котором лежал паек Солена. По привычке Ловша приготовил на всех ожидаемых гостей, а парня мы ждали, хоть вроде бы кормить не собирались. Три жаждущих взгляда перекрестились мечами и были обломаны звуком закрывающейся крышки.

— Пущай в печке постоит. Может, еще встанет.

— Кролик? — уточнила я.

— Разве что колом в желудке у особо прожорливых. — Майорин тоже с печалью проводил горшок взглядом.

— Паренек ваш, — буркнул Ловша.

Разочарованный стон гулким эхом разбился о бревенчатые стены.

Но звук откупоренной бутылки немного успокоил наши сражающиеся за крольчатину души.

— Разговоры ходят, Майорин… — начал Ловша.

— Какие разговоры?

— Что ни день, то кто-нибудь да словом обмолвится, что в Луаре неспокойно. Народ боится войны.

— Народ и леших боится, особенно когда с перепою в лесу ночует, — попытался отбрехаться колдун.

— Не дури мне голову. Ты дружишь с Орником. Ну. Скажи, есть у этих разговоров основания или нет?

— Есть. Как всегда. Нет-нет а что-то просачивается, кто-то проговаривается.

— И что Орник?

— Ловша. Теперь ты меня обдурить пытаешься. Чего хочешь, старый хрыч? Шило в заду зудит? Ничего Орник не знает. Ничегошеньки. Как и Филин. Но если ты спросишь мое мнение… мои домыслы и вымыслы. То я тебе скажу, что война с Луаром — фикция. И не более.

— Ради чего?

— Пока мы непонимающе косимся на запад, на востоке зреет огромный чирей.

— А ты опять о своем, колдун! — махнул рукой трактирщик. — Опять о магах, жаждущих инесской славы!

— Да, я опять о своем. — Я покосилась на Жарку. Не слишком ли откровенные беседы ведет колдун в присутствии незнакомой девицы?

Полукровка ловила каждое слово, напряженно вслушиваясь в разговор.

— Майорин!

Колдун отпил из кружки, утер ладонью рот.

— Что?

— Ничего, — сквозь зубы процедила я, кося глазами на гостью.

— Ах это… — Ловша засмеялся, полукровка побледнела.