Книга Правила боя. Исток, страница 85 – Анна Московкина

— Брешешь опять! Ничего она не говорила, взяла ту и втихушку в речке утопила, на почве ревности!

— А жених ей все равно не достался!

— И тогда она его утопила!

— Да… — Сапожник откусил от луковицы и смачно захрустел. — Тута у нас дело спорное вышло. До сих пор никак не согласимся… Не утопила она его, и он топиться не стал. Погоревал немного, да женился быстро.

— А главное, выгодно! На дочке проезжего купца, получил за ту девку хорошее приданое, ибо девкой она уже не была!

— Так, Дубок, не сочиняй! Никто не знает, сам он ее обрюхатил или нет, вот только на те деньги он речку запрудил да трактир построил. После того деревня и начала расти, а маги стали к источнику приезжать, лечиться.

— А второй какой вариант? — спросил Велор, он давно сидел, прикрыв глаза, и, казалось, дремал.

— Что утоп женишек-то. Сам али не сам — неведомо, да только родила от него Бромира ублюдка, и уже он женился на купеческой дочке.

— А дочка, значит, везде фигурирует? — не унимался эльф.

Солен тихонько застонал, так чтобы никто не слышал. У него уже голова болела от селянских россказней.

— Фигу… что? Вы, милсдарь эльф, нас не путайте, мы люди воспитанные, при барышнях не ругаемся.

— Без поводу, — поправил его приятель, дружески улыбаясь полукровке.

Та одарила его ледяным, полным презрения взглядом.

— Дочка купеческая, спрашиваю, в обоих версиях есть?

— Вере… Чего? — Эльф прищурил миндалевидные глаза. — А… да. Так оно и выходит.

— А ежели милсдарям интересно, то есть и две корчмы. Большие и богатые, в обеих лежат доказательства правдивости истории.

— Какой из них? — обреченно спросил дворянин.

— Дык и той и другой!

— Но как?

— А бес его знает. Но лежит ведь?

— И как корчмы те называются? — увлеченно поинтересовался смеющийся эльф, явно забавляющийся человеческими байками.

— «У жертвенного омута», а вторая на противоположной стороне: «Купеческая дочка». Токмо там дорого, — пояснил горшечник. — Мы туда не ходим. Энто все для приезжих.

— Ясно, ясно, — пробормотал эльф.

На другом конце зала раздался раскатистый хохот. Сапожник с горшечником обернулись.

Смеялся высокий седой мужик с длинными усами, его пьяно колотил по плечу местный лекарь, командующий на лазнях, блестела белыми зубками полнотелая хозяйка «Серого коршуна». Черноволосый колдун сидел, откинувшись на спинку стула и широко расставив ноги, чтоб кудрявой рыжей девице, пристроившейся на его колене, было удобнее удерживать сомнительное равновесие, в руке у колдуна была кружка, венчающаяся пенной шапкой. Лекарь шептал на ухо седоусому, да видно так, что сидящим за столом было прекрасно слышно. Тут зазубоскалил даже печальный молодой чародей с синяком на пол-лица.

В общем, на том конце зала было весело. Солен завистливо вздохнул.

Рыжая тряхнула кудряшками, слезла с колена, чмокнула в щеку седоусого, послала воздушный поцелуй парню с кровоподтеком, которого даже кровоподтек не портил, и пошла по залу, мерно покачивая бедрами. Колыхалась синяя юбка, собранная из непонятных лоскутков, юбка была коротковата и обнажала сапоги с серебряными носами. Меж лоскутков мелькали штаны. Ворот шерстяной верхницы она распустила — в корчме было жарко.

— Чародейка, — присвистнул сапожник. — Гуина зовут. Хороша зараза, но подойти к ней не каждый осмелится. Видел сапоги?

Эльф промычал нечто неразборчивое.

— Я шил. Она ими страсть как ловко пинается. А когда пинается — видно ножки, чтоб у моей жены такие были! Может, попросить? Вдруг наколдует…

— Дуралей ты, Клуха. Даже если она и смогет, то сдерет с тебя три шкуры, вовек столько ты не заработаешь.

Солен прикрыл глаза, чтобы не смотреть, но, услышав глухой всплеск, все равно сжал зубы. Он сдуру сначала снял сапоги и зашел в воду по щиколотку. Ступни свело сразу — темная осенняя вода была ледяной.

— Он и летом-то не шибко прогревается, — повествовал местный лекарь, тоже отводя глаза от фигуры, резко рассекающей черную гладь пруда. — Ключей много. Так что на сажень самое большее вода еще ничего, а дальше ледяная.

От такого монолога у дворянина снова онемели ноги, хотя они уже согрелись, тепло укутанные портянками и обутые в сапоги. Солен накинул капюшон новой куртки, купленной по цене, которая в полтора раза превышала даже столичную.

— А крепкий он, да? — Лекарь дернул Солена за рукав, подступаться с болтовней к остальным он не рисковал. Хорхе сидел с закрытыми глазами на берегу, наблюдая за Майорином через следилку. — Усатый сник что-то? Спит?

— Нет. Он контролирует заклинание. — Филипп взял навязчивого лекаря под локоть и попытался отвести подальше, не тут-то было. Лекарь пыхтел, уворачивался и продолжал говорить:

— Как рассекает! О! Пропал! Утоп, что ли?

— Слушай, я наложу на тебя немоту, если ты еще хоть слово скажешь! — вспылил Филипп. — Утопнет он, как же. Нырнул просто.

— Как нырнул? Я же говорю, на сажень… — Лекарь продолжал двигать губами, сначала по инерции, потом проверяя.

— Я предупреждал. — Филипп присел на корточки, изучая подмерзшую траву.

— Давно тебя не видел. — Голос показался молодому колдуну знакомым, и он с неохотой повернул голову к говорившему.

— А, и ты здесь, Рилат. Здорово.

— Как мама?

— Не переживай, получишь ты больничные. Как всегда, — ответил Фил на настоящий вопрос.

— Как всегда! Да мне этих больничных как раз хватит, чтобы лечение здесь оплатить.

— А они, Рилат, для чего, по-твоему? — Филипп встал, с сожалением оглядел плывущего к берегу колдуна. Нет — не утоп.

Майорин был вполне живой, хоть слегка и отливал в синеву. Филипп без особой любви посмотрел на Рилата:

— Еще что?

— Да.

— Знаешь, милсдарь Рилат… — Но молвить пламенную речь сыну Владычицы не дали.

Колдун выскочил на берег и скачками понесся на говоривших.

— Чтоб вас всех! — Майорин остановился, тяжело дыша. Потом повертел головой, ища стоящего в отдалении старосту, натянул штаны, набросил на мокрое тело куртку и пошел ругаться.

Староста, очумевший от потока льющейся на него брани, не сразу понял о чем речь. Но разобраться как следует ему не дали. Колдун сильно толкнул его вперед, заставляя взрыть лицом землю. Что-то грохнуло.

— Твою мать! — Филипп прикрыл ладонью непроизвольно открывшийся рот.

Седоусый пружиной взвился в прыжке. Там, где он только что сидел, дымилось темное выжженное пятно. Где стоял староста — тоже.