Онлайн книга «Упадок и разрушение»
- Истинная справедливость, - говаривал сэр Уилфред, - это умение подойти к любому вопросу как к головоломке. Пробыв на своем посту несколько месяцев, он не без тщеславия отмечал, что к нему обращаются все реже и реже. Однажды утром, вскоре после того как сэр Уилфред взялся за перевоспитание Поля, перед начальником тюрьмы предстал рыжий детина. - Господи боже мой! - воскликнул сэр Уилфред. - Да ведь этот человек на особом режиме! Что он тут делает? - Вчера вечером я заступил на ночное дежурство, с двадцати ноль-ноль до четырех ноль-ноль, - забубнил надзиратель. - Мое внимание привлек шум, исходивший из камеры этого заключенного. Заглянув в глазок, я увидел, что заключенный в состоянии крайнего возбуждения мечется по камере. В одной руке у него была Библия в другой - ножка от табурета. Заключенный таращил глаза, тяжело дышал и время от времени бормотал стихи из Библии. Я сделал ему внушение, но в ответ он обозвал меня предосудительными словами. - Какими именно? - заинтересовался главный надзиратель. - Он обозвал меня моавитянином, мерзостью моавитянской, умывальной чашей, нечистой тварью, необрезанным моавитянином, идолопоклонником и блудницей вавилонской, сэр. - Так-с, что вы на это скажете? - обратился сэр Уилфред к главному надзирателю. - Очевидно, неподчинение требованиям охраны, - ответил главный надзиратель. - Следует применить диету номер один. На известное время. Однако, совещаясь с главным надзирателем, сэр Уилфред на самом деле нисколько не интересовался его мнением. Он любил мысленно подчеркнуть (и дать понять арестанту) всю разницу между официальной точкой зрения и его собственной. - Что, по-вашему, самое важное в этой истории? - спросил он. Главный надзиратель задумался. В общем и целом, блудница вавилонская, сэр... Сэр Уилфред улыбнулся, как фокусник, вытащивший из колоды нужную карту. - А я, - сказал он, - думаю иначе. Вас это, быть может, удивит, но, на мой взгляд, самое важное - ножка табурета, которой размахивал заключенный! - Порча тюремного имущества, - кивнул главный надзиратель. - Тяжкий проступок. - Чем вы занимались на свободе? - повернулся Лукас-Докери к арестанту. - Плотничал, сэр. - Так я и знал! - возликовал сэр Уилфред. - Вот вам еще один случай подавленной потребности в творчестве! Послушайте, дружок, с вашей стороны очень скверно оскорблять надзирателя, который, разумеется, никакая не вавилонская блудница. Надзиратель символизирует собой справедливое негодование общества и, как и все мы, он - добрый христианин. Но я понимаю, отчего вам тяжело. Вы творили, а теперь, в тюрьме, почувствовали, что вас лишают средств самовыражения. Ваша творческая энергия находит выход в бессмысленных вспышках. Я распоряжусь, чтобы вас снабдили верстаком и плотницким инструментом. Прежде всего - почините мебель, которую вы так бесцельно сломали, а потом мы подберем вам работу в русле вашей прежней профессии. Идите... Ищите первопричину! - добавил сэр Уилфред, когда рыжего увели. - Ваши Правила внутреннего распорядка подчас только смазывают симптомы, вместо того чтобы вскрыть самую подоплеку проступка. Два дня спустя тюрьма пришла в состояние крайнего оживления. Что-то произошло. Поль проснулся в обычное время, по звонку, но дверь отперли только через полчаса. Крик надзирателя "Парашу за дверь!" звучал все ближе и ближе, прерываемый то и дело суровым "Говори, да не заговаривайся!", "Не твое дело!" и зловещим "Дождешься!". Арестанты почуяли неладное. "Может, разразилась эпидемия, скажем, сыпняк, - размышлял Поль, - или какое-то несчастье на воле: война или революция..." Арестанты поневоле молчали, а от этого все воспринималось особенно остро. В глазах надзирателя Поль уловил отблески кровавой резни. - Что-то случилось? - спросил он. - Еще как случилось! - рявкнул надзиратель. - А кто меня еще раз об этом спросит, тому я ребра пересчитаю. Поль принялся убирать камеру. Его разбирало любопытство и выводило из себя нарушение обычного распорядка. Мимо протопали два надзирателя. - Я тебе так скажу: начальника давно пора было проучить. Но жаль мне беднягу. Любой мог быть на его месте, - последовал ответ. Принесли завтрак. Когда из-за двери показалась рука с миской, Поль прошептал: - Что случилось? - Ты что, не знаешь? Убийство. Страсть какое кровавое. - Пошевелись! - заревел дежурный надзиратель. Итак, с начальником тюрьмы покончено. Он, конечно, старый зануда, но все-таки все это крайне неприятно. Убийство проходит незамеченным в бойком мире шоферов, боксеров и велосипедистов, а в этой гробовой тишине оно вызывает настоящий столбняк. От завтрака до молитвы прошла целая вечность. Наконец зазвонил колокол. Двери снова отперли. Арестанты молча зашагали в часовню. На этот раз рядом с Полем очутился Филбрик. Надзиратели уселись на своем возвышении и пресекали все попытки заговорить. Лучшим моментом для трепа считалось пение гимна. Его и дожидался Поль. Если кого и убили, то не сэра Уилфреда. Он стоял у входа в алтарь с молитвенником в руках. Зато куда-то делся Прендергаст. Сэр Уилфред вел службу за него. Тюремный врач, путаясь и безнадежно увязая в длинных словах, прочел отрывок из Писания. Где же Прендергаст? Наконец объявили номер гимна. Раздались звуки органа, на котором с большим чувством наигрывал арестант, в прошлом помощник органиста в валлийской церквушке. Все вздохнули и набрали воздуха, чтобы наконец-то отвести душу. - Иисус, всем сердцем верю я, - пел Поль, - - А где же Прендергаст? - Ты что, не знал? Ему каюк. - И с нами благодать. - Наш Пренди к рыжему пошел. К тому, который псих, А рыжий загодя припас Рубанок и пилу. - Откуда псих достал пилу? - Ему начальник дал. Он, дескать, плотник. Отпилил Он Пренди котелок. Мой кореш слышал все, что там Творилось за стеной, А надзиратель сделал вид, Что он тут ни при чем. - О боже! Я погряз в грехах, И мне спасенья несть. - Наш Пренди полчаса визжал, А рыжий черт пилил. Считай, нам крупно повезло. А то бы нам капут... Начальнику утерли нос - Тут надзиратель прав. А м и н ь. Что тут ни говори, а хорошо, что этот ненормальный выбрал Прендергаста. Кое-кто даже высказался в том духе, что рыжий сделал это по подсказке начальства. Смерть заключенного или надзирателя повлекла бы за собою расследование, которое могло бы основательно поколебать реформы Лукаса-Докери, а может быть, я бросить тень недоверия на главного надзирателя. Смерть же Прендергаста прошла почти незамеченной. Убийцу перевели в Бродмур, и жизнь тюрьмы пошла своим чередом. Впрочем, начальник тюрьмы стал как будто больше прислушиваться к словам главного надзирателя. Сэр Уилфред с головой ушел в статистику, и тюрьма опочила под беспристрастной сенью Правил внутреннего распорядка. На радость надзирателям, все шло точь-в-точь, как в старые добрые времена, при полковнике Мак-Аккере. |