Онлайн книга «Мерзкая плоть»
– Фанни, милочка, ты слышишь – поют? – Да, милочка, благодарю. – Фанни, милочка, а это не молебен? А то звучит похоже на песнопения. Может, мы в опасности, как ты думаешь? Фанни, может быть, мы идем ко дну? – Вполне возможно. Туда и дорога. – Фанни, какие ты ужасные вещи говоришь! Но ведь мы бы почувствовали, если бы пароход на что-нибудь наскочил? Фанни, милочка, если хочешь, я сейчас поищу твои нюхательные соли. – Стоит ли, милочка, ведь ты сама видела, что они остались на моем туалете. – Я могла ошибиться. – Ты же сказала, что сама видела… Их услышал капитан. – Сколько ни плаваю, – сказал он, – до сих пор от этих миссионеров с души воротит. – Слово из шести букв, – сказал первый помощник, – первые буквы «кб», означает «применяется при астрономических вычислениях». – Не может быть, чтобы «кб», – сказал капитан, подумав. Их услышал Цвет Нашей Молодежи. – Как на первых вечерах в семнадцать лет, – сказала мисс Рансибл. – Тебя тошнит, а другие поют. Их услышала миссис Хуп. «Хватит с меня теософии, – решила она. – Присмотрюсь-ка я, пожалуй, к католикам». На корме, в салоне второго класса, где качка ощущалась сильнее всего, их услышали ангелы. Сами они уже давно перестали петь. – Опять она за свое, – сказала Праведная Обида. Один только мистер Фрабник лежал в безмятежном забытьи, и в мозгу его проплывали чарующие видения – нежные голоса, такие ласкающие, такие смиренные, и темные глаза цвета ночи, а формой как миндаль, над раскрашенными бумажными ширмами, и золотые фигурки, такие гибкие, пружинистые, принимающие столь неожиданные позы. В курительной все еще пели, когда пароход, почти точно по расписанию, вошел в дуврский порт. И тут миссис Оранг, следуя своему неизменному правилу, пустила, так сказать, шапку по кругу и собрала около двух фунтов стерлингов, не считая собственных пяти шиллингов, которые ей, впрочем, возместил бармен. «Спасение души не идет впрок, когда дается бесплатно» – таково было ее любимое изречение. Глава 2
– Что имеете предъявить? – Крылья. – Ношеные? – Конечно. – Тогда все в порядке. Проходите. – Праведной Обиде всегда все улыбаются, – пожаловалась Стойкость Доброте. – А между прочим, хорошо опять очутиться на суше. – Нетвердыми шагами, но с воскресшими надеждами пассажиры уже покинули пароход. Отец Ротшильд помахал дипломатическим паспортом и исчез в огромном автомобиле, высланном его встретить. Остальные толкались со своими чемоданами у барьера, стараясь привлечь внимание таможенных чиновников и мечтая о чашке чаю. – У меня припрятано полдюжины, высшей марки, – откровенничал журналист. – В такую погоду они обычно не придираются. И правда, вскоре багаж его уже был погружен, а сам он с удобством устроился в вагоне первого класса (расходы его, само собой, оплачивала газета). Адам дожидался своей очереди довольно долго. – У меня только старая одежда и книги, – сказал он. Это были опрометчивые слова – вялое равнодушие чиновника как ветром сдуло. – Книги? А какие у вас книги, позвольте спросить? – Смотрите сами. – И посмотрю. Скажи пожалуйста, книги! Адам, чуть не падая от усталости, расстегнул ремни и отпер чемодан. – Так, – сказал таможенный грозно, словно подтвердились его худшие подозрения. – Книги у вас есть, это я вижу. Одну за другой он стал доставать их из чемодана и складывать стопкой перед собой. На томик Данте он взглянул прямо-таки с отвращением. – Французская? Так я и думал, небось сплошные пакости. Так, а теперь я проверю эти ваши книги (как это было сказано!) по своему списку. Министр внутренних дел – он насчет книг знаете какой строгий. Если мы не можем искоренить литературу у себя дома, мы можем хотя бы добиться, чтобы ее не ввозили к нам из-за границы. Это он сказал на днях в парламенте, и правильно сказал… Стоп, а это что, позвольте спросить? Осторожно, точно опасаясь, что она вот-вот взорвется, он вытащил и положил перед собой толстую пачку исписанных на машинке листов. – Это тоже книга, – сказал Адам. – Я ее сам только что написал. Это мои мемуары. – Вот оно как? Ну, я их тоже захвачу к начальнику. И вы со мной проходите. – Но мне нужно поспеть на поезд… – Пошли, пошли, бывают вещи и похуже, чем опоздать на поезд, – намекнул он зловеще. Они проследовали во внутреннее помещение, где стены были увешаны отобранной у пассажиров порнографией и какими-то инструментами непонятного назначения. Из соседней комнаты неслись вопли и визги мисс Рансибл, которую приняли за известную аферистку, промышляющую продажей контрабандных драгоценностей, и передали на предмет личного обыска двум свирепого вида досмотрщицам. – Ну, что у вас там с книгами? – спросил начальник. По длинному печатному списку, в котором первым значилось «Аристотель. Сочинения (иллюстрированное издание)», они сверили книги Адама, старательно, одну за другой, по складам читая заглавия. Через кабинет прошла мисс Рансибл, на ходу манипулируя губной помадой и пудрой. – Адам, миленький, как же я вас не видела на пароходе. Ой, если б я могла вам рассказать, что они там со мной делали… Где только не искали, это со стыда сгореть можно. Точно у врача, и такие злющие старухи, чем-то напоминают вдовствующих герцогинь. Как только попаду в Лондон, сейчас же позвоню всем министрам и во все до одной газеты и сообщу им такие подробности… Начальник между тем читал рукопись Адама, время от времени издавая смешок, не то победоносный, не то язвительный, но, в общем, непритворно восхищенный. – Прочитай-ка вот это, Берт, – сказал он. – Здорово закручено, а? Наконец он собрал листы в пачку, перевязал тесемкой и отложил в сторону. – Так вот, – сказал он. – Книги по архитектуре и словарь можете взять. И книги по истории, так и быть, тоже забирайте. Но вот эта книга, по экономике, подходит под рубрику «Подрывная пропаганда», она останется у нас. И этот самый «Purgatorio» [2] мне что-то не нравится, ее мы тоже оставим здесь до выяснения. А уж что касается ваших мемуаров, так это чистейшая порнография, мы ее незамедлительно сожжем. – Боже милостивый, да там нет ни одного слова… вы, наверно, не так поняли… |