
Онлайн книга «Навозный жук летает в сумерках…»
![]() Линдрот гордо улыбался, и Анника спросила: — То есть вы хотите сказать, что это Карл Андреас во второй раз вытащил статую? — Да, именно. Вспомните слова на камне: «Gemini geminos quaerunt» — те же слова он написал на дне гроба. Может, это небольшая подсказка потомкам, на случай, если… А ты как думаешь, Давид? — Да, согласен. Только он сам и мог это сделать. — То есть ты пришел примерно к тому же выводу, что и я? Линдрот был счастлив и горд. Но Давид медлил с ответом. — Не совсем… Думаю, мы исходили из одних и тех же предпосылок, но… Линдрот посмотрел на Давида с удивлением. Что на него нашло? Почему он вдруг засомневался? Возможно, Давид думает иначе и не хочет его расстраивать. Но ему-то как раз нравилось именно то, что у них разные взгляды на вещи. Его бы это ничуть не огорчило. Как трогательно, что Давид так о нем заботится! Линдрот посмотрел на него и улыбнулся, готовый слушать. — Да что ты говоришь? Как интересно! Ты серьезно? Ты считаешь, что мы пришли к разным результатам исходя из одних и тех же предпосылок? Ну, рассказывай! Давид облегченно вздохнул. На самом-то деле он, конечно, знал, что Линдрот не гонится за приоритетом. Он засмеялся и стал излагать свою теорию: — Я тоже размышлял об этих близнецах, которые ищут друг друга, и о том, что означают эти слова… И допускаю, что если бы раньше увидел эту могилу, то, вероятно, рассуждал бы так же, как вы. Но мои мысли развивались немного в другом направлении… Давид замолчал и принялся что-то искать в своей сумке. Юнас недовольно смотрел на него, жуя «салмиак». Было видно, что он пытается сдерживаться, но в конце концов его терпение лопнуло. — Ну все! — резко сказал он. — Хватит! Я куда больше верю пастору, чем тебе и твоим теориям! — Но я уверен в том, что говорю, — спокойно ответил Давид. — Все, мне надоело! — Юнас был очень рассержен. И обеспокоен. Он что, хочет все испортить? Они так и не узнают, что в могиле? Даже с точки зрения Йерпе теории Линдрота куда привлекательнее. У пастора гораздо больше фантазии, чем у Давида. Больше воображения! — Давай, Юнас, все-таки сначала выслушаем Давида, — улыбнувшись, сказал Линдрот. — Да уж! — поддержала его Анника. Давид держал в руках конверт с фотографиями, которые прислал Йерпе. — На самом деле додумался не я, а Юнас! — сказал он. — Я?.. — Юнас с сомнением посмотрел на Давида. Теперь он подлизывается, чтобы Юнас принял его сторону? Или что? Нет, так просто это у него не получится. — Я все равно поддерживаю точку зрения пастора! — дерзко заявил он. Линдрот ответил, что ему, конечно, это очень приятно, но он все-таки не прочь выслушать и теорию Давида — тем более что Юнас как-то к ней причастен. — Да, Юнас удивительно наблюдателен, — сказал Давид. — Кстати, именно он догадался про слона! И благодаря этому мы нашли золотого скарабея. Юнас просветлел. Он все еще колебался, но историю со слоном отрицать не мог. — Ну ладно, Давид, — великодушно согласился он. — Продолжай! — Ну вот, — начал Давид. — Во-первых, Юнас раздобыл в «Смоландском курьере» эти фотографии, и мы смогли как следует рассмотреть обе статуи, то есть шведскую копию и оригинал из Британского музея. Мы хотели узнать, в каком месте был прикреплен скарабей. Давид протянул фотографии Линдроту. — Как интересно… Пойдемте в контору, сядем и все обсудим. Во главе с Линдротом они поспешили назад через кладбище. Придя в контору, скинули с себя куртки и обувь. Линдрот зажег яркую настольную лампу и достал увеличительное стекло. Он тоже ясно видел скарабея на копии, но не был уверен, есть ли он на оригинале. — Поэтому, — сказал Юнас, — если мы раскопаем эту могилу и достанем статую, то она будет гораздо красивее, чем английская. — Подожди, Юнас! — попросил Давид. — Я не закончил. Он стал рассказывать о цветке лотоса. В письме Андреаса ясно говорилось, что единственное отличие английской статуи от шведской — это то, в какой руке находится цветок лотоса. У английского близнеца цветок был в правой руке. А у шведского в левой. — И на фотографиях вроде бы так же, — Давид показал Линдроту два снимка. — Да, конечно, — согласился тот. — Вот, тут ясно видно, да… — Я тоже так думал, — сказал Давид. — Пока Юнас в очередной раз не проявил свою наблюдательность! Он вдруг спросил, что значит tixe. И тут я все понял! — Tixe?.. — переспросил Линдрот. — Ну да, посмотрите на табличку над дверью на фотографии из Британского музея. На табличке написано TIXE, с перевернутой Е. Видите? — Да, да, вижу-вижу… — Линдрот потер брови. — Но это же… ![]() — Вот-вот. Это EXIT, — сказал Давид. — Exit?.. Там же написано tixe? — недовольно заметил Юнас. Он считал, что они тратят время на пустяки. — Невероятно! — воскликнул Линдрот. — EXIT по-английски значит ВЫХОД! Понимаешь, Юнас? — Да, да, — ответил Юнас. — И что дальше? — А это значит, что… что… — Что фотография перевернута. — Перебил его Давид. — Exit таким образом превратился в tixe, как ты очень верно заметил, Юнас. А это, в свою очередь значит, что цветок у статуи не в правой руке, как видно на картинке, а в левой! Но ведь в письме сказано, что статуя Патрика держит цветок в правой. А, следовательно, статуя в Британском музее — это не статуя Патрика Рамсфильда, а… — Ну и ну! — воскликнул Линдрот. — Ну и ну… — Он все понял. — Выходит, у них статуя Андреаса Виика! — заключил Давид. Линдрот откинулся на спинку стула. Его глаза светились, как два солнца. — Слушай, Давид! — сказал он. — Это потрясающая версия. Я вынужден сдаться. — Не сдавайтесь, пастор! Не надо! — попросил Юнас. Ему теория Давида казалась абсолютно неинтересной. Было одно слово, которое Йерпе частенько повторял — «бесперспективно», и теория Давида была, по мнению Юнаса, именно бесперспективной. — Но ты же сам принял участие в этом гениальном открытии, — сказал Линдрот. — Все равно мне больше нравится ваша теория, — ответил Юнас. — Кстати говоря, как статуя попала в Англию? Интересно, Давид, что ты на это скажешь? — Думаю, ее туда отвез сам Карл Андреас, — сказал Давид. — А вообще это было единственно разумное решение, если он верил, конечно, что статуи, если их разлучить, приносят несчастье. Тогда их сила оборачивалась злом. Он же написал на могиле своих детей: «Помилуй, Боже, того, кто разлучит близнецов». Для него это были не пустые слова. Он испытал это на себе. |