Онлайн книга «Горны Империи»
|
Никаких на небе звезд нет… Но ничего не сказал, дослушал песню молча. Славка тоже молчал – сидел, широко расставив ноги, руки – одна на другой на спинке стула, подбородок – на руках. И только когда песня закончилась, а Славка словно бы нехотя ткнул пальцем кнопку паузы, Денис нерешительно сказал: – Но это… это же из кино? – А, ты тоже смотрел? – Славка поглядел в окно. – Да, из кино… Но это не для кино написано, это песня тех времен. Певца звали Виктор Третьяков. Вот еще, послушай… – И спохватился: – Хочешь? – Конечно! – тихо завопил Денис. Славка улыбнулся и снова ткнул кнопку. Что кричишь, юродивый? Помолчи, братушка… Нету больше родины — Померла, матушка! Храбростью прославившись, Верою и родом… Да, померла, не справившись С собственным народом. Где теперь виновные? Да мы же все смертные: Господа верховные И разные бедные… Эх, победили вроде бы И царя, и Бога… Оглянись, юродивый! Эх, дальняя дорога!.. Мимо красных, как кровь, знамен. Мимо стройных рядов, колонн. Мимо лжеоснов, снов и звонких слов, Мимо фальши, Мимо сборников всей речей, Мимо тридцать седьмых ночей, Кровь рекой течет, плоть мою несет Дальше, дальше. Мимо зон и тройных постов, Мимо храмов, что без крестов, Вдоль дворцов царей и секретарей, Мимо воли, Мимо дач аппаратных шлюх, Мимо нищих, больных старух, Мимо цинковых гробов и детей-рабов В поле… Отчаянная была песня и страшная. Денис примолк, даже не двигался. И только краем сознания отмечал, что и Славка как-то нахохлился на стуле и спрятал глаза. А певец кричал… Ах, Русь! Неужто это ты? А где же твой победный клич? И лишь на фоне нищеты Рыдает бронзовый Ильич. А сколько, блеклых от дождей, Повсюду гипсовых вождей… И значит – в омутах речей Рыдают тыщи ильичей! Но только Дальше река течет. Кто не с нами был — Тот не в счет. Ведь были разными — Но в речке красными стали флаги! И плыву я, такой, как есть, Мимо лозунгов «Ум и честь!», Мимо счастья всех людей И других идей На бумаге… И так, проплыв по крови до моря, Я узнал совершенно точно, Что это Сталин принес нам горе, А теория – непорочна! Я снова слышу: «Ум и честь!»! Не зря же создан генофонд! Ты дай убогому поесть — И он опять пойдет на фронт! Но я кричу не для того, Чтоб встать на модный пьедестал. Я сам от этого всего Смертельно, в общем-то, устал. Устал смеяться и рыдать (А на семь бед – один ответ!)… …Мне просто больно наблюдать, Как нас дурачат столько лет. Песня В. Третьякова Славка протянул руку и выключил проигрыватель. И сказал, не поднимая глаз: – Когда я в первый раз ее слышал, я подумал: сколько же хороших людей тогда погибло. Нет, я знаю, я тогда уже знал, что… что, в общем, по-другому было нельзя. Но это я умом понимаю, а так… Миллионы хороших людей погибли. По-настоящему хороших… – В Парголово… – Денис помедлил и пояснил: – Это такое место недалеко от Петрограда… сейчас там лунадром недалеко… Вот. В Парголово наши старшеклассники – я тогда был во втором классе – нашли подвал. Такой большой, там цех какой-то был. И больше семисот детских скелетов. В общем, ребята наши доискались. Там детский дом погиб. Когда зима началась. Они из города выбирались, а власти уже никакой не было, и вообще никому ни до чего… Они там просто замерзли, наверное. Устали идти, оголодали и замерзли… Я только фотографии видел, но мне потом долго-долго сон снился. Что я там… – Денис помолчал. Славка молчал тоже, и Денис продолжал тихо: – И даже не страшно, а просто уныло так. Снег падает, падает снаружи, а мы лежим и смотрим. И ждем, чтобы все кончилось. Не снег перестал, а чтобы… чтобы умереть поскорее. А впереди – ничего-ничего-ничего… Никаких звезд. – Это не просто сон, – сказал Славка. – Это генетическая память. – Может быть… Я не об этом. Страшно, что впереди ничего нет, понимаешь? Не что смерть, а что вообще все кончается. А ведь тогда только так и казалось… Большинству, наверное. И ты даже не понимаешь, за что тебя убивают. А эти ребята… они же, наверное, не понимали… И другие… – И какое мужество нужно было иметь, чтобы не поверить в смерть и начать бороться… – кивнул Славка. – Но ведь не у всех этого мужества хватало. Да, я и про это думал. Я даже иногда не понимал, как мы вообще выкарабкались. Ведь не должны были. Точку невозврата прошли. Это… – Я знаю, мы учили. Только людей наукой не померяешь. – Да, это верно… Один детей подбирал и делал из них боевой отряд, чтобы у них и у России было будущее. А другой тоже подбирал – и на бойню. А потом мясо засаливал, чтобы холода пересидеть. – Бррр… – Денис без наигрыша передернулся. – Не надо, а? Про это я даже думать не могу. – Было и такое, сплошь и рядом… – Да знаю, что было. Просто не хочу. – «Витязи» таким сразу живот распарывали и внутренности солью засыпали… – Слав, ну не надо! – Ладно, – Славка кивнул. – Пошли на кухню все это отнесем, и я тебе покажу моего конька-горбунка. * * * Честно говоря, Денис и правда ожидал почему-то увидеть коней. Но на улице Славка тут же свернул в дверцу гаража – сбоку от крыльца – и мальчишки оказались возле мотоцикла. Денис изумился. Мотоцикл был огромен, черен и сверкал хромом, тугой кожей и зеркальцами. Перед украшал металлический флажок с гербом Муромцевых. Сзади крепился тоже металлический имперский флаг. – Это что? – Денис удивленно обошел вокруг рогатого чудовища. Славка гордо хлопнул по обтянутому кожей сиденью: – Мой «Харлей». Раритет, даже бензиновый. На все Семиречье таких два – у меня и у… у еще одного человека. – Твой друг? – уточнил Денис, с уважением трогая бензобак с надписью «УМРИ ПОД МОИМ КОЛЕСОМ!!!». Славка дернул бровями: – Он ничей друг. Просто интересный парень. Ну что, вот на этом и поедем, ты не против? |