Онлайн книга «Оруженосец»
|
— Нам надо поговорить, король. — Несомненно… — Ангмар посмотрел на Гарава. — Ты можешь идти. Тарик наверняка нуждается в тебе… а я уже показал всё, что хотел… на сегодня. Гарав поклонился. И пошёл прочь, стараясь не спешить. — Он всё поймёт. Не сегодня, так завтра, — горячечно шептал мальчишка. И отчётливо увидел: а ведь для всего Средиземья лучше, чтобы он, Гарав, просто перестал жить. Сейчас же. Сию секунду. На лестнице он чуть не упал и долго стоял, подставив лицо дождю — покрытый липким потом страха. Думал. Сейчас пойти, повалиться в ноги и рассказать Ему. Всё рассказать, оборвать эту муку. Рассказать про будущее, про Кольцо, про всю эту нелепую фантастику, которая вдруг стала реальностью. Мысль о признании обдала ужасом. Но… это был сладкий ужас. Какой-то мазохистский. И… не только ужас. На миг Гарав отчётливо представил себе, куда может вознести его самого такой рассказ. Это не fyellk, это не theyd, не годы и годы опасной и тяжёлой службы. Такое бывает в жизни одного человека из миллиона. Такой скачок — это… это… это… Он всё равно уже предатель, и в Кардолане его ждёт меч. А тут — полчаса рассказа, и будущее… Почему-то Гарав был уверен в том, что благодарность Ангмара — может быть, расчетливая и холодная — всё-таки будет не фальшивой и веской. Весьма. Мальчишка закрыл лицо рукой. Как же страшно. В долине — строй домов многоэтажных, Коробок из камней и кирпича. А за Рекою — черный дым все так же И пламени отсветы по ночам. Зловонием курятся шлака горы, Тускнеет солнце в дыме, восходя. Ползут с востока тучи и на город Роняют капли черного дождя. А люди, ничего не замечая, И думать не желая про Врага, Лишь о своем заботясь и печалясь, Спокойно обживают берега. Отстроены мосты, а переправы Давным-давно забыли блеск мечей. И в Реку, исходя холодным паром, Вливается отравленный ручей. А на горе — разрушенная крепость, Остатки стен скрываются в траве, Заросшие бойницы смотрят слепо, И копоть красит камни в серый цвет. Железные ворота с петель сбиты, И часовые вход не стерегут. Зачем? Ведь крепость всеми позабыта И не нужна ни другу, ни Врагу. В камнях гнездятся полевые мыши, На стенах в полдень греются ужи… Кто скажет, кто ответит, как так вышло, Что пала Цитадель, а Мордор жив?! [69] Но предел есть даже у самого страшного страха. Тот предел, за которым уже не страшно. Как часто те, кто правит кнутом страха, не понимают этого. Даже если они мудры — на горе людям… …Те, кто считает, что самая страшная на свете боль — физическая, что моральные муки ничто по сравнению с муками тела — а такая точка зрения в последнее время очень была распространена в мире Пашки, — обманывают и успокаивают себя и других. Так проще жить и оправдывать предательство — надо лишь убаюкать свою совесть словами о том, что «жизнь одна», что «иначе было нельзя»… Но у Гарава — даже надломленного, испуганного, сжавшегося — совесть всё-таки была. И она говорила ему беспощадно: «Жизнь одна? Ну так живи — доволен?! Иначе было нельзя? Можно, не ври себе!» Мальчишка вдруг отчётливо понял, что всё равно рано или поздно умрёт здесь. Тогда зачем трястись и цепляться за это… существование? Но умереть нужно было так, чтобы хоть немного искупить свою трусость и своё предательство. Правда, о том, что ждёт его в случае неудачи, Гарав старался просто не думать… …В комнате опять горела лампа. Тарика не было. Гарав медленно снял перевязи, сел к столу, на котором — в раскрытой книге — бежали ряды букв. Интересно, что тут написано? — Ломион, — позвал он. — Ломион Мелиссэ, я жду тебя… …Существо с прекрасным лицом и неживой сияющей улыбкой на тонких губах сидело напротив мальчика. Оно слушало. Слушало горячечные слова внимательно… хотя мальчик мог ничего не говорить. Зачем? И так всё было понятно… «Так ты отдашь?» — Да, но сейчас — спаси их!!! — выкрикнул Гарав. Сжал и разжал кулаки, покачался на скамье. — Спаси их, ты же говорила, что можешь!!! «ХОРОШО. Подожди. Я тебя позову. Ты услышишь и придёшь. Услышишь песню… А потом, после расчёта, я скажу тебе, что надо делать». Она встала. Лёгкий клочок тумана пролетел по комнате. Прозвенели колокольчики, растаял звук шагов. Мальчик за столом уронил голову на руки. * * * Гарав услышал песню, когда проходил мимо спуска в подвал — рядом с большим залом — с охапкой дров для камина в комнате. Песня звучала внизу, в темноте. И никуда от неё было не деться — и, главное, НЕЛЬЗЯ было деваться. Гарав ступил на лестницу. Сухо застучало оброненное «топливо». Он вдруг ПОНЯЛ, что надо делать. И только крошечная часть сознания ещё кричала: «Не надо, не смей, не ходи-и-и!» — ТЫ тут? — спросил он. «Да, — ответила темнота насмешливо. — А ТЫ зачем пришёл?» — Я хочу заключить с тобой договор, — сказал мальчишка стеклянным высоким голосом, двигаясь, как робот в старом фильме. — Ты получишь от меня пищу. И поможешь Эйнору и Фередиру. Темнота плавным движением обвилась вокруг него, как плащ. Послышался холодный смех. «Мой храбрый и любопытный мальчик… Мой принц… Хочешь быть моим принцем?» — Нет, — отрезал Гарав. — Говори, что надо делать. Я готов. «Если не хочешь быть моим принцем, то станешь моим рабом, — сказала темнота. — Хочешь быть моим рабом? Кое-кто и это находит интересным… и придумывает для себя ТАКОЕ рабство, что даже МНЕ становится любопытно, хотя я видела ВСЁ… Люди бывают такие смешные и странные, даже в твои годы… Всё что-то прячут, прячут в темноте от меня, забывая, что прячут ОТ МЕНЯ — ВО МНЕ. Глупо…» — Я хочу, чтобы ты взяла, что тебе нужно, и помогла моим друзьям, — сквозь стиснутые зубы выцедил Гарав. — Говори, что делать. «Хорошо, я согласна», — неожиданно легко ответила — Гарав даже дёрнулся изумлённо — темнота. «Иди сюда», — услышал он затем. И увидел дорожку синеватого цвета — через тьму. В конце дорожки стояло старое кожаное кресло. «Иди сюда и раздевайся». Ничего не спрашивая, мальчишка молча подошёл к креслу и быстро разделся, бросая одежду на пол. Странно, пол не был холодным. Он был тёплым и вроде бы пульсировал, как огромная нагноившаяся рана. А свет — светлый прямоугольник наверху лестницы — померк сперва, а потом и вовсе исчез, как будто медленно закрылась дверь… |