Онлайн книга «Скажи миру – «нет!»»
|
Навалившись втроем, его переломили, и сталь лопнула с плачущим звуком. Обломок, выскочив из расщелины, вонзился в горло одному из урса, и тот, захлебываясь кровью, покатился на дно оврага… Двадцатый. * * * Первые несколько минут Андрей вообще ничего не мог сказать – только хватал ртом воздух и не мог даже проглотить воду, которую лили ему в рот перепуганные девчонки. Он был черный от усталости, глаза ввалились, а волосы склеила выступившая из пота соль. Лишь потом, явно испытывая физическую боль, он прохрипел чужим, хрустким голосом: – Урса… много… Я бежал всю ночь… опередил… на час… пришлось петлять… На секунду воцарилось испуганное молчание. Потом в него врезался крик Кристины: – Где Игорь?! Андрей измученно махнул рукой (Олька все еще пыталась его чем-то напоить и просила, чтобы он не глотал, а полоскал рот и сплевывал) и ответил уже более нормально: – Он остался там, прикрывать. Без него я бы не ушел. – Сколько урса? – быстро спросил я. Сейчас я не мог позволить себе ничего личного. Я был князем, за которым стояли три десятка человек. – Мы сможем отсидеться? – Нет, нет. – Андрей помотал головой. – Их тысячи, они идут с юга острова, чешут тут все, как расческой… – Брать только вещи и продукты, приготовленные про запас. – Я выпрямился. – Скорее. Мы уходим через ущелье на север, к Ираклиону. – Поздно. Все обернулись на голос, раздавшийся от входа. На пороге пещеры стоял Санек с обнаженной валлонкой в руке. Он был страшно бледен. За его плечом мрачной тенью высился Сморч, методично затачивавший выщербленное лезвие гизармы. Левое плечо Игоря было обмотано окровавленной тряпкой. У входа, поглядывая назад, замерли Бэн и Наташка. – Поздно, – повторил Санек, шагнув внутрь. – Они перерезали дорогу через ущелье. Желающие могут убедиться – их отряды текут сюда, как река. Почти все метнулись наружу. Я задержался. – Про тебя я думал, что ты-то уж точно в Ираклионе, – тихо сказал я. Саня хмыкнул: – Я был там. Отдыхал, пер в жопу Сашка… – Он с усмешкой смотрел мимо меня. – Но когда это началось, я подумал: не очень-то хорошо будет бросить вас… Жоэ сказал, что будет ждать, пока ниггеры не полезут на сходни его каравеллы, так что мы еще можем успеть. – Успеть? – Я вскинул голову. – Но ты же… – Как ты думаешь, – с ядом спросил он, – я что, пробивался сюда через эти толпы? Есть тропка. Надеюсь, что они ее еще не перерезали. Помедлив, я протянул Сане руку. Он со смешком посмотрел на меня. И не пожал ее… …Если Саня сравнивал урса с рекой, то он ошибся. Сейчас они больше напоминали шумное черное половодье, разливающееся по долине километрах в семи-восьми от нас. – Их тут х…ва туча, – сказал Колька Самодуров, и никто не обратил внимания на мат. – Тысячи! – Тысячи три, – оченил на глаз Игорек Мордвинцев. – Вон еще! – Олег Фирсов в возбуждении вскинул руку, указывая на север, в направлении горного хребта. Километрах в десяти от нас текли вниз пять или шесть черных ручейков. – Это те, от которых я бежал, – пробормотал Андрей. – Надо уходить, ребята, скорее! – Я не пойду, – заторможенно сказала Кристина. – А если Игорь придет, а меня нет? Мы потеряемся… Олька обняла ее за плечи: – Надо идти, Кристи. Ты же знаешь, Игорь ловкий и смелый, он обязательно нас нагонит, если останется жив. А нам оставаться нельзя. Пойдем-пойдем… – Девчонок в середину. – Я обнажил палаш. – Парни – в клин… – Нет, Олег, – отчетливо и спокойно сказала Танюшка, и девчонки сплотились за ней. – Что – нет? – сердито спросил я. – Сегодня мы пойдем рядом с вами, – сказала она, обнажая корду. – Мне кажется – сегодня нехорошо будет тем, кто останется в живых, если мы столкнемся с черными и проиграем. Вы не сможете нас защитить. И тогда будет лучше погибнуть всем вместе. Две или три секунды я молчал. Потом бросил: – Что же – может быть, нам еще повезет… Тань, становись слева от меня. Будешь прикрывать бок… Все. Пошли. Жарких костров развеселый треск, Руки тяжелые над огнем. Оцепенел и пригнулся лес, Стаю волков обложили в нем. Серые мечутся меж берез, Прячут детей, зарывают в снег, И в ошалевших глазах вопрос: «Что же ты делаешь, Человек?» Вот и все. Наступит смертный час, Тот жуткий час, когда вся жизнь – сплошная боль. Снег несет, о если б он их спас! Но этот день не станет другой судьбой. Кружит матерый, здесь главный – он, Чует, вот-вот начнут стрелять. Но на флажки не пойти – закон, Лучше под пули – учила мать. Лучше под пули, ощерив пасть, Молча. За горло. С разбегу. В грудь. Лапами. Сильно. Подмять. Упасть. Может, и вырвется кто-нибудь. Кто-нибудь… Все уже страшный круг, Давным-давно на спуск жадно палец лег. Кто-нибудь… Пусть это будет друг, Он допоет, когда голос мой уснет. Цепи смыкаются. Крики. Смех. Запах железа. Собачий лай. Волка – не лебедя, лебедя – грех. Волк – он разбойник, его – стреляй. След, словно пеленг, он на ветру, И, заглянув в поднебесья синь, Холода грудью вожак глотнув, Прыгнул – как проклял – что было сил. Ветра свист. Опять им повезло, Ударил гром, и палевый бок в крови. Жизнь, прости… Прости людей за зло, Дай время нам себя научить любви. А. Розенбаум Тропа, по которой нас вел Санек, в самом деле уводила в обход урса, под пологом зеленых рощ, что закрывали нас от взглядов со стороны. Мы шли в строю, на страшном напряге, но в какой-то момент Саня шумно перевел дух и сказал достаточно громко: – Все. Они остались там. – Он махнул рукой влево. – Мы сейчас выше их… Впереди прямая дорога на Ираклион… Если пойдем быстро – дойдем к утру. – Да, хорошо. – Я тоже перевел дух. Слева виднелся склон холма, переходивший в открытую узкую и длинную долину, терявшуюся где-то среди рощ. По долине двигался отряд урса – параллельно нам, явно о нас ничего не подозревая. Над ними плыл, покачиваясь и ныряя, шест с человеческой головой – еще не сухой, как обычно… Впрочем, все сухие головы, которые мы видели у них, когда-то кому-то принадлежали… – Кристин, ты куда? – отвлек меня оклик Ольки. – Ты чего, Кристин?! |