Онлайн книга «Скажи миру – «нет!»»
|
– Ничего себе правила у вас! – удивился Лаури. – Правильно, наверное, у нас всех вашей армией пугают… Но из тебя, мне кажется, получился бы хороший военный. – А из тебя? – Я допил и налил себе сам. – Да… – Он задумался, потягивая вино, потом признался: – Знаешь, это, наверное, сидит в каждом мужчине… Ты умеешь петь? Хороший вопрос. Мы говорили вроде бы связно, но я серьезно задумался над сказанным, пока ответ не оформился в слова: – Умею, но так себе. А что? Вместо ответа Лаури вдруг дернул по-английски – и очень даже мелодичным голосом: Старичина Зевс обзавелся телкой. Гера ни на грош в ней не видит толка! – Знаю я, зачем муженьку телица! Не хочу ни с кем первенством делиться! За здоровье Зевса, за любовь к животным! Как ни клялся шалопут: Все, мол, в фермеры идут, — Был супругою он вздут — Урок наглядный вот вам! Я засмеялся, отхлебывая из кружки. Лаури подмигнул мне: Юный Адонис славился немало: Все же кой-чего парню не хватало; Афродита зря бедрами вертела — Не расшевелить импотента тело! Спи спокойно, малый – заслужил ты вышку! Вепря подстрелить не смог — И клыки вонзились в бок… Эх, какую ж ты, пенек, Проморгал малышку! Полюбил кентавр даму-лапифянку: Заманить хотел на тихую полянку. Шлюшка же ему (охай или ахай) Фыркнула в ответ: – А пошел ты…! [37] – Ну, дальше там уже полный мат, – оборвал Лаури себя. – Давай еще выпьем. Мы выпили еще и опять разлили… Лаури откинулся на массивную спинку стула, а я попросил: – Слушай, спой еще, а? – Ладно. – Он не стал ломаться. Несколько мгновений смотрел в стол, потом поднял на меня потемневшие внимательные глаза: Пусть в кубках пенится вино, забудьте о былом. Пусть будет то, что суждено нам на пути земном. Забудьте кров, забудьте дом и тот зеленый холм, где навсегда уже вдвоем уснули мать с отцом. Забудьте мир, забудьте сон без страха и тревог. Забудьте колокольный звон и из трубы дымок… [38] * * * Танюшка проснулась от того, что кто-то шуршал занавесью у входа и время от времени страшным голосом взревывал по-немецки: – Русланд! Дойчланд! – и еще какой-то дикий хрип. Танюшка вскочила, схватив из перевязи охотничий кинжал. Чиркнула одной рукой «зажигалку», выбивая искру на фитиль, – лампа загорелась. Олега не было. Точнее, не совсем не было. Его не было в постели. Зато у входа он очень даже был. Олег сражался с занавеской, пытаясь ее наконец-то обойти, но путался в ней, как в лабиринте. Куда бы он ни совался, в руках у него обязательно оказывался не тот, так другой край. Впрочем, Олега это, кажется, ничуть не смущало – он не выглядел рассерженным, а вполне энергично орал что-то на псевдонемецком, снова и снова повторяясь. Кроме того, он то и дело за эту занавеску цеплялся, как за последнюю надежду, и вроде бы падал. – Олег, ты чего? – сердито и удивленно спросила Танюшка, бросая кинжал в ножны. – Рехнулся, что ли? Олег осекся и, завозившись интенсивней, выпал в комнату – но не упал, вцепившись в кровать и пытаясь увидеть Татьяну, однако явно ее не различая. – Да ты же… – Танюшка вгляделась и обалдело ахнула: – Да ты же совсем пьяный! – Ни-ка-да, – убежденно сказал Олег и, потянувшись в пространство, рухнул на кровать ничком. Больше он ни одного движения не сделал – остался лежать, разбросав руки и ноги и громко дыша в меховое одеяло открытым ртом. – Напился, – растерянно повторила Танюшка. Ей внезапно стало смешно – по-настоящему, не от нервов. – Елки-палки, да как напился! В сиську напился… Хихикая, она обошла кровать и, перевалив Олега на спину, придержала его мотнувшуюся руку, чтобы не ударилась о край кровати. – Вот алкашонок малолетний. – Она задумалась. – Что же мне с тобой делать-то? Это ведь классический сюжет: пьяный муж приходит за полночь, его встречает верная и чуточку разгневанная жена… Она засмеялась. Глаза Олега открылись. – Плохо мне, а ты смеешься, – неожиданно внятно сказал он и тут же вновь закрыл глаза. Лицо у него было несчастным и обиженным, нижняя губа отвисла. – Алкоголик ты, алкоголик, – с нежностью шепнула Танюшка, присаживаясь рядом. – Ладно, давай раздеваться… …Сказать, что у меня утром болела голова, – значит, не сказать ничего. Когда я опрометчиво попытался встать (голова болела с момента пробуждения, но я сперва не придал этому значения), желудок вдруг прыгнул к горлу, пол поднялся дыбом, и я, опережая свою блевотину, грохнулся в него лицом. Кто-то рухнул мне на плечи и в радостном барабанном ритме начал загонять в затылок вибрирующий лом. Я не открывал глаз, боялся увидеть свои глазные яблоки лежащими на полу метрах в пяти от меня (показалось, что у меня лопнул череп). Во рту был вкус рвоты, но одновременно – сухо, как в пустыне. – Плохо тебе? – Та-а-ань… – застонал я, внутренне содрогаясь, – не шу-ми-и… Я, кажется, умираю… Что со мной?.. – Ты напился, как сапожник, – пояснила она, помогая мне подняться на ноги. – Иди сюда, умоемся… Вот так… Ледяная вода вызвала у меня нервные сотрясения. Пока я с трудом возил полотенцем по ставшей неожиданно очень чувствительной коже, Танюшка что-то налила в кружку (я слышал звук) и сунула мне: – Пей. – Тань, меня стошнит, – пробормотал я, с опаской косясь на дымящуюся кружку. – Пей! – Голос Танюшки был железобетонным. В кружке оказался невероятно крепкий и несладкий кофе. – Лаури принес. Извинялся, – пояснила Танюшка, садясь на постель. Я сел рядом с ней и, аккуратно пристроив голову у нее на плече, закрыл глаза. – Олег, – тихо позвала она. – Да? – Я не открывал глаз, с наслаждением ощущая, как откатывает головная боль. – Олег, ночью ты был такой… – Что, страшный, что ли? – уточнил я. – Нет, Олег… понимаешь… жалкий такой… беспомощный, совсем как будто не ты… Я хочу тебя попросить, Олег… Никогда больше не пей, хорошо? Если ты меня любишь. |