Онлайн книга «Скажи миру – «нет!»»
|
– Да там один вошел, – вспомнил я, – его же выперло, автоматически. – Да я не об этом, – возразила Танюшка. – Я вообще. Звездолет, трое мальчишек, три девчонки, никого взрослых, а они же там все уже друг в друга перевлюбленные… Дотерпели бы? Я задумался. Если честно – такая мысль мне в голову в связи с этим фильмом еще не приходила. – По-моему, нет, – решил я наконец. – Даже точно нет. Конечно, это начало семидесятых, они воспитаны были куда строже, чем мы, но все равно, мне кажется, они еще до шестнадцати… ну как бы… – Танюшка засмеялась, и я не стал договаривать. – Да и вообще, – мне вдруг стало грустно, и я почти зло продолжал: – Да и вообще не долетели бы они никуда, если бы не эта свертка пространства. Двадцать пять лет в один конец – они уже лет через десять друг друга поубивали бы! – Почему, они же друзья… – заспорила Танюшка и осеклась. А я все-таки продолжил: – Друзья, да… Если бы мне кто сказал, что Сергей на Саню может с палашом броситься… Что мы до такой степени способны разлаяться… Это вот нам было куда разбежаться. А куда на космическом корабле бежать? Перебили бы друг друга к чертовой матери… – Ты, Олег, так говоришь, – обиженно сказала Танюшка, – потому что у нас так получилось. Просто со злости. Тебя послушать, так и мы с тобой друг друга рано или поздно зарезать должны! – Может, и зарежем, – ляпнул я. Танюшка даже воздухом задохнулась… а потом я ощутил вдавившееся в шею лезвие ее ножа. – Ну а если я тебя и правда сейчас зарежу? – вкрадчиво спросила она. – Если тебе это доставит удовольствие – режь, – тихо сказал я, чуть откидывая голову подальше. – Только когда сонную перережешь, поцелуй меня. Сбоку, чтобы не забрызгаться. Это будет самая лучшая смерть, которую только можно представить… Давай, режь, Тань. Можешь медленно. – Тьфу ты, дурак. – Я услышал, как отлетел в сторону нож. – Мне даже страшно стало! «Сбоку, чтоб не забрызгаться…» – Ты целовать меня будешь или нет? – уточнил я. – Не заслужил. – Она отодвинулась к своей стенке. Я вздохнул: – Ну вот. Оскорбили, не зарезали, да еще и не поцеловали… Что за жизнь? Последняя реплика у меня вырвалась с настоящей злостью, и Танюшка это ощутила. – Что там с тобой случилось? – быстро спросила она. – Олег? – Ничего. – Я прижал руки к лицу. – Таня, Таня, Таня!!! – выкрикнул я. – Тань, мне страшно, я боюсь, что и тебя потеряю! – Ты что, Олег?! – Она мгновенно оказалась возле меня, стиснула мои запястья. – Олег, Олег, ты что?! Родненький мой, тебе плохо?! Вот я, вот, ты держись за меня! – Таня, – я опустил руки, ощущая ее теплое чистое дыхание, – Таня, я без тебя умру. Сразу умру. Я хотел бы подарить тебе песню, Но сегодня это вряд ли возможно. Нот и слов таких не знаю чудесных — Все в сравнении с тобою ничтожно… Я хотел бы подарить тебе танец, Самый главный на твоем дне рожденья. Если музыка играть перестанет — Я умру, наверно, в то же мгновенье… Ау! Днем и ночью счастье зову — Ау! Заблудился в темном лесу я… Ау — И ничего другого на ум! Ау! Ау! Ау! Я хотел бы подарить тебе голос, Чтобы пела колыбельную детям. Ни рукой не снять мне боль, ни уколом — Точно знаю, что меня ты не встретишь… Я хотел бы подарить тебе счастье, То, которое никто не оспорит. Только сердце часто рвется на части — Так как, видимо, я создан для горя… А. Розенбаум ИЗ ДНЕВНИКА ЛОТАРА БРЮННЕРА Самое ужасно, что я не ощущаю себя виноватым, хотя должен. Не понимаю, как может чувствовать себя невиновным убийца. Я, Лотар Брюннер, немец, член гитлерюгенда, 15 лет, сегодня утром убил в поединке Хайнца Клемминга, немца, члена гитлерюгенда, 15 лет, в этом мире являвшегося еще и моим конунгом. Я сделал это не потому, что хотел занять его место, – более того, я в ужасе от мысли, что мне придется это сделать. Мне пришлось убить его, чтобы предотвратить бессмысленную кровавую бойню. Рано утром около ручья, где мы берем воду, схватились Дитрих и их Алекс. Мы не знаем, из-за чего, – и уже не узнаем, потому что Дитрих убил русского ударом бартэ в шею и умер сам от тяжелой раны в печень через несколько минут после того, как мы его нашли, так ничего и не успев нам сказать. Хайнц сказал, что надо идти мстить. Не помню, что я ощущал, совершенно не помню. Знаю только, что я отказался в этом участвовать. Еще знаю, что большинство ребят тоже сказали, что не хотят драться, что надо сперва разобраться, кто был виноват, и что даже если виноват русский, то виноват он, а не они. Я даже изумился, но особо изумляться было некогда. У Хайнца даже губы побелели. Он сказал мне – не крикнул, а именно сказал, – что я предатель и русский провокатор, что мы все клялись ему в верности. Это была правда. Но я все равно не хотел выполнять этот приказ… Тогда Хайнц засмеялся и сказал, что ему все ясно и что я просто хочу занять его место, и, если это так, я могу попробовать. Я, наверное, виноват в том, что даже не попытался его отговорить. Хайнц сказал остальным, что они выполнят любой приказ победителя, и все поклялись на оружии. Что еще сказать? Мы дрались бартэ. Недолго. Он разрубил мне левое бедро, я сейчас хожу с костылем, который сделали ребята. Разрубил, а на отскоке я достал его верхним краем полотна между ключиц. Он умер через несколько секунд после того, как упал. Я думал, что Мюссе или Ранольф бросятся на меня. Но все молчали, и я сказал, что драться с русскими не будем, что надо, наоборот, заключить союз. Мне сделали костыль, перевязали, и я пошел в лагерь русских, но встретил троих их ребят возле того ручья. Туда же пришли и все наши, и их, там мы и говорили, что делать дальше. Их место лагеря лучше, чем наше. Сейчас я пишу у их – нет, нашего, общего теперь, костра. Спи спокойно, Хайнц. Я молю богов, чтобы ты был последним человеком, которого мне пришлось убить здесь. * * * – Слушай, а ты помнишь, что завтра Новый год? Мы лежали на песке, и Танюшка задала этот вопрос, чуть задрав голову – она устроилась у меня на животе. – Забыл, – признался я. – Это какой же?.. А, да, девяностый… Два с половиной года мы здесь… – Отмечать-то будем? – допытывалась Танюшка. Я пожал плечами: – Да почему нет? Давай отметим всем назло. Правда, торт, кажется, печь не из чего? – Ну, это как сказать, – загадочно произнесла Танька. |