Книга Короли и королевы. Трагедии любви, страница 57 – Жюльетта Бенцони

– А теперь, господа, я нанесу визит королеве!

И с юношеской прытью он взбежал вверх по каменной лестнице, но на верхнем этаже перед ним возникла высокая темная фигура и преградила ему путь в комнату Маргариты.

– Сын мой, куда ты собираешься идти?

– Но, матушка, – сказал юный король смущенно, – я… я собирался навестить мою супругу, Маргариту.

Складки в углу ее рта обозначились резче. Это было то, чего она так боялась: любовный пыл, толкавший ее сына в объятия этого недостойного создания, которое он едва знал.

– Не подобает, сын мой, выказывать такое рвение. Это неприлично… и не угодно Господу Богу. Брак – это таинство, а не удовольствие. К нему нужно долго и добросовестно готовиться.

Ее тон был столь резок, что Людовик покраснел до корней своих светлых волос.

– Простите, мадам, – пробормотал он, – прошу отнестись ко мне снисходительно, если я оскорбил вас, но я не знаю, как мне иначе вести себя.

– Молиться, сын мой. Молитва – это единственный способ начать жизнь женатого мужчины.

Не до конца убежденный, король сказал, чуть помедлив:

– Но мадам Маргарита…

– Мадам Маргарита – королева и должна вести себя как королева. Она тоже должна молиться. Идите теперь в часовню, вот мой совет.

Это был приказ, и король не обольщался на сей счет. Несмотря на свои двадцать лет и церковное посвящение при короновании, он не смог возразить. Фактически он еще не достиг совершеннолетия, и практически страной еще управляла регентша. Он потупил взор.

– Я повинуюсь вам, дорогая матушка, вы, без сомнения, правы.

Но подавленный взгляд, который он бессознательно бросил на закрытую дверь, лишь усилил досаду в сердце королевы, ибо каждое мгновение ее настроение менялось. Людовик любил, и будущее требовало от нее борьбы. Она была настолько погружена в мрачные размышления, что не заметила недовольного взгляда, который бросил на нее, проходя, Гийом.

Между тем Маргарита лежала на большом супружеском ложе и болтала со свитой, чтобы развеять скуку. Король заставлял себя ждать, и королева утешалась тем, что говорила о нем.

– Разве он не красив, не статен и не благородной внешности? – допытывалась она у своей молочной сестры Беренжар, которая сопровождала ее. – Никогда не было принца более достойного любви, чем он.

– Конечно, мадам, – уверяла ее молодая девушка, – и более влюбленного. Честное слово, он не спускал глаз с вашего величества в течение всего свадебного пира.

Маргарита притворилась смущенной и, покраснев, потупила взор.

– Если он так влюблен, почему же тогда не приходит? Тебе не кажется, что это… я не знаю… дурной знак?

– Ни в коем случае, мадам, король скоро будет здесь. Наверняка королева задержала его государственными делами.

– В нашу брачную ночь? Нет, Беренжар, это невозможно. Но, может быть, ты в чем-то права… я немного боюсь мадам Бланш. Мне кажется, она не особенно меня любит.

– Она, как и все матери, немного ревнива. Это скоро пройдет.

Время шло, и после двухчасового ожидания Маргарита не вытерпела.

– Пойди и посмотри, где сеньор, – сказала она служанке. – Он сильно задерживается.

Таково было мнение и придворных дам, которым стоило больших усилий не выдать своей усталости.

Беренжар выскользнула и вскоре вернулась. Ее прелестное лицо предвещало несчастье.

– Ну? – спросила юная королева.

– Король молится в часовне, – сообщила Беренжар.

– Более двух часов?

– Да, мадам. Вашему величеству известно, какая молва ходит о набожности вашего благородного супруга. Быть может, это входит в его привычки.

Смущенная Маргарита взглянула поочередно на собравшихся дам, как будто могла прочесть на их лицах, что ей нужно делать. Но ни одна из них не поделилась своими мыслями.

– Ты полагаешь? – промолвила она наконец. – Быть может, ты права. Итак, подождем еще.

Но проходил час за часом, а Людовик не покидал часовни. Маргарита отпустила усталых дам и оставила при себе только Беренжар. На рассвете юная королева, рыдая, бросилась в объятия своей служанки.

– Нас обманули, мы сами себя обманули. Король не любит меня… он не любит меня… я несчастна!

В отчаянии Беренжар пыталась утешать ее, но тщетно. Когда Маргарита наплакалась вдоволь, Беренжар сказала:

– Это называют «ночи Тобиаса». По древнему испанскому обычаю, первые три ночи после свадьбы супруги проводят в совместной молитве.

Маргарита озадаченно открыла глаза.

– Кто это сказал? Королева-мать?

– Нет, ваша служанка, которая присутствовала на свадьбе. Кажется, в Испании придерживаются этого обычая.

– Но не у нас… не в Провансе. Это означает, что мне еще две ночи предстоит провести одной?

– По крайней мере, если ваше величество не желает провести их вместе с супругом в часовне.

Юная королева сперва хотела возразить, но злобный огонек вдруг зажегся в ее черных глазах.

– Подожди-ка! В самом деле, а почему бы и нет?!

Вечером, когда Людовик, стоя на коленях, предавался молитве, и его чувства были глухи к нежному аромату цветов, который разносился под ночным весенним небом, ему довелось пережить настоящее потрясение, ибо он увидел, как в часовню входит его жена.

– Помолимся вместе, любезный сеньор, – сказала она с бодрой усмешкой, которая показалась ему неотразимой, – ибо того требует обычай.

Когда вскоре после этого королева-мать вошла в часовню, чтобы убедиться, там ли сын, она едва не упала в обморок. Взявшись за руки, Людовик и Маргарита преклонили колена перед алтарем и молились вслух, от чистого сердца. На цыпочках она вышла обратно и столкнулась лицом к лицу с входящим туда полководцем Имбером де Биажу.

– Еще одна подобная брачная ночь, – сказал старый солдат без стеснения, – и его величество будет засыпать посреди военного совета.

Она уничтожила его взглядом.

– Его величество и я знаем лучше, чем все другие, что идет ему во благо, а что нет, – сказала она.

Но, несмотря на свою решительность, в третью ночь Маргарита заснула во время молитвы, и Людовик отнес ее в спальню, приказав не будить.

Наконец, они остались одни. Последняя придворная дама, пятясь и низко кланяясь, удалилась. Дверь между ними и внешним миром закрылась и Людовик, не медля ни секунды, заключил жену в объятия и покрыл ее прелестное личико поцелуями.

– Я не знаю, моя любимая, – сказал он нежно, – грех ли это, как говорит наша матушка, если я чувствую себя счастливым, как никогда. С тех пор, как я себя помню, я не испытывал ничего подобного. Я люблю вас, Маргарита и ежедневно благодарю на коленях Господа за то, что он подарил мне вас.