
Онлайн книга «Сукино болото»
– А вы не боитесь, что в один прекрасный день вам дадут больше? – приподняв острый подбородок, она ждала ответа. – Видите ли, – сказала Анна, – я постоянно развиваюсь. Это отодвигает старость. Дачу Царькова роскошной не назовешь. Построил он ее, когда только открыл свой торговый бизнес. Тогда она смотрелась. А сейчас, на фоне роскошных особняков, выглядела скромно. Не поражала богатством и обстановка. Лещев бывал здесь не раз, но только сейчас дал оценку: – Молодец, Леня, по-простому живешь. – Мне нравится, как жили спартанцы, – довольный похвалой начальника, отозвался Царьков. – Лишку ни в чем: ни в условиях жизни, ни в еде, ни в разговоре. – По-моему, спартанцы говорили коротко, чтобы не выдать себя, – вставила Анна. – Они ж неучи были, солдафоны, поэтому и боялись сказать какую-нибудь глупость. Сказала и тут же пожалела: «Зачем я его задираю? Чтобы показать Тане, что между нами ничего нет? Как глупо». На простом лице Царькова промелькнула обида. Но он спокойно возразил: – Когда спартанцев обзывали неучами, они отвечали: правильно, мы не учимся ничему дурному. А знаешь, Аннушка, что ели спартанцы? Похлебку из чечевицы и бычьей крови. Очень невкусно, зато питательно. Какие воины вырастали! Ну, как поднять тебе настроение? Царьков взбежал на второй этаж, выскочил на балкон и сделал стойку на перилах. Было видно, как подрагивают деревянные балясины. Компания замерла. От страха Тане хотелось закричать, но она боялась, что как раз от крика Леонид и может упасть вниз на выложенное плиткой патио. «Господи, что ж он так странно себя ведет для своего возраста? – думала Анна. – Каждый мужик сходит с ума по-своему, но он не должен быть смешным». Наконец, сели за стол. Лещев поднял бокал с вином. – За что пьем? Царьков отреагировал мгновенно: – За вашу поездку в Европу, Николай Федорович. Рассказали бы. Выпили. Ланцева включила диктофон, Кодацкий расчехлил видеокамеру. Послезавтра интервью с мэром появится в местной программе теленовостей и свежем номере газеты. – В городе 110 тысяч жителей, примерно столько же, сколько у нас, – начал Лещев. – Только в бюджете денег в сто раз больше. Местная власть львиную долю налогов оставляет у себя. А помимо того сама определяет, какие брать налоги, в каких целях, в каких размерах. Мэр покосился на бутылки с напитками и строго наказал Кодацкому: – Смотри, чтобы этого в кадре не было! А вообще, скажу не для печати – не люблю ездить за границу, возвращаешься, и – трудно жить. – Продолжайте, Николай Федорович, очень интересно! – лакейским тоном выпалил Кодацкий, не отрываясь от видоискателя. – Заседания городского совета там проходят так, – продолжал Лещев. – Большой зал с высоченным потолком. Места для публики и прессы. На сцене полукруглый стол. За столом – мэр и члены городского совета, городской менеджер, городской прокурор. Результаты голосования фиксируются на табло. Обстановка в целом деловая, но каждый пытается сострить, вызвать смех. – Пусть бы они попробовали у вас посмеяться, – незлобиво вставила Анна. – Я, если хочешь знать, очень ценю юмор, – без обиды отозвался Лещев. – Но ведь там меру знают, не злоупотребляют. А нашим только дай волю, посмейся с ними – на голову сядут. – Как там с преступностью борются? – спросила Ланцева. – В муниципальной полиции города 370 человек. Почти в три раза больше, чем у нас. Плюс к этому родители патрулируют улицы и районы на своих машинах. Царьков подхватил эту мысль: – Может, нам тоже организовать родительские патрули? Предприниматели могли бы купить пару «Жигулей». – Надо подумать, – отозвался мэр. Ланцева посматривала на шашлык. Куски мяса на шампуре слишком большие. К этому трудно привыкнуть. Как и к шашлыку из свинины, а не из баранины. Вообще, все здесь не такое, как в Таджикистане: небо, воздух, дома, люди. И она для местных тоже не такая. Как бы даже не совсем русская. – Леня, я отсюда вижу: уже подрумянился, пора, – сказала она Царькову. Откусила кусочек шашлыка. М-м, когда свининка жирненькая, оказывается, вкусно. – То-то же! Царьков сиял. Ему хотелось, чтобы за столом было весело. Он зачем-то припомнил, что у человека и свиньи сходный состав крови, одинаковое пищеварение. И даже свойства кожи очень схожи: свинья тоже может загорать. Анна вернулась к разговору: – Николай Федорович, а на кой вам мэрство? Неблагодарная это работа. Шли бы в бизнес. Лещев перестал жевать мясо, отложил шампур: – Память о себе хочу оставить, Аннушка. Чтобы люди и через десять и через двадцать лет говорили: вот сквер. Вот фонтан. Вот торговый центр. Вот рынок. И все это сделано при Лещеве. А еще хочу, чтобы как можно больше горожан помнили, что лично каждому сделал что-то хорошее. Правда, у добрых дел есть один существенный недостаток – они быстро забываются. – Мэр поднял бокал и сделал скорбное лицо. – Одного только не хотелось бы. Чтобы говорили: вот, мол, во времена Лещева банды пацанов терроризировали город. Давайте за то, чтобы больше ничего не случилось. Выпили. Царьков осторожно предложил: – Николай Федорович, давай откроем молодежный спортивный центр. Будем вовлекать туда конкретно группировщиков, только их. Я и название уже придумал – «Спартой» назовем. Все расходы возьму на себя. Вот увидишь, я наведу порядок. В городе будет тишина. Я все-таки твой помощник по безопасности, я просто обязан сделать это. Лещев ответил задумчиво: – Шокин правильно сказал – надо отвести этот дикий табун от пропасти. Валяй, Леня. Только работай в контакте с Шишовой, не отделяйся. Сгустились сумерки, замерцали звезды. Разговор о делах увял, а другой темы не возникало. И песни петь не тянуло. Таня сварила кофе. Царьков плеснул по рюмкам коньяк, подсел к Анне поближе, сказал на ухо: – Смотри, новый месяц с правой стороны. Знаешь, это к чему? Говорят, к счастью. «Надо же, какая лирика, – цинично подумала Анна. – Этак дойдет до разговора о тайне мироздания». У нее по этому глобальному вопросу мнение было очень приземленное: природа и эволюция – всего лишь цепь случайностей, а иные миры так далеко, что практически неважно, есть они или нет. Таня не выдержала, под благовидным предлогом зазвала Леонида в дом, устроила сцену: – Хватит клеиться. Перед людьми стыдно. Думаешь, никто не видит? Царьков даже бровью не повел: – Завидуешь, Танюха. – Кому? – взвилась женщина. – Кому я должна завидовать? Ей? Или, может, тебе? Царьков сочувственно вздохнул: |