Онлайн книга «Реализация»
|
– Да. Но их же вместе со мной на передаче денег взяли, – уверенно и глупо вырывался обвиняемый. – И это не важно. Значит, ты сам сознался и указал на братву. То есть добавил к словам терпилы важное доказательство. – Все равно и так было ясно… – помутнело в глазах Трутня. – Итак: терпила хуже мента. Пацан, сдающий подельников, хуже терпилы. Значит, ты хуже мента вдвое. Ниже – только пидараст и крыса. Вы хотели мнение – я его высказал. Правом наказывать не наделен, берите его у законника. Но мое мнение учитывать обязаны, – Чернокнижника немного понесло, он вспомнил первый этап на Воркуту по малолетке и эхо блатных разборов в страшных хрущевских крытках. – Ты, дед, не много на себя берешь? И кто ты вообще такой? – зря Трутень сорвался. – Я, сынка, с тобой волдохаться не буду. Для начала один глаз выколю – правильно, назвался груздем – полезай в чащу. Вертлявый паренек за шиворот откинул Трутня. Второй несколько раз ударил его в грудь кулаком. Сидельцы вскочили. Хата тяжело задышала, зашаталась. – Шкура ментовская, на кого кожу наморщил! – остервенело, пару раз новыми кроссовками ткнул в Трутня старший. Избиваемый вырвался. Опрокинул перелетевшим через стол телом шлемки, банку из-под зеленого горошка с окурками. Постарался ухватить табуретку. Не успел. На загривок прыгнули и вжали в бетонный пол. Лежащую голову подняли за ноздри: «Что, перхоть, с тобой делаем?» Чернокнижник сожалел о своем красноречии и наблюдал за неуправляемым процессом: «Сейчас сдуру задушат! Труп, следствие, все планы к черту!» Юнгеров тоже разок пнул Трутня – за компанию, но тут же опомнился. Брезгливо засунув руки в карманы, он протиснулся к решке (окну с решетками) и наблюдал за безобразной сценой спиной. На лязг посуды, возню, крики дверь в камеру распахнулась. Все настолько были заняты правилкой, что не среагировали на лязг замка. Сонный, злющий капитан-режимник, одуревший от приемки внеочередного иркутского этапа, бардака с личными делами и недавней порчи его новенького «Москвича», скомандовал в голос. Голос ударил в барабанные перепонки, как взрывная волна от мины в траншее: – По нарам, суки!!! Один неправильный взгляд – затравлю овчарками! За его спиной торчал китель сержанта. Капитан внутренней службы Ерохин слыл человеком покладистым. К арестованным относился с усталым пониманием. Надлом произошел третьего дня. По двадцать пятому настоянию жены он взялся помогать соседу в сборе польского раздвижного шкафа для спальни. Инструкция была написана по-польски, толщиной в повесть. Польский же похож на русский лишь отчасти. Понятно было изредка. Количество стрелок и маркировок винтиков стремилось у хаосу. Болтики не вмещались в дырочки, а те которые всовывались – проваливались. Шкаф они собрали. Но он походил не на купе, а на вагон для перевозки кокса. Разосравшись с обеими женами, соседи пошли выпить, но нажрались. Вернувшись под утро, попали в плен скандала и истерики, а капитан выкинул из окна кухни зеркало от прихожей. Стекло ухнуло на его же «Москвич» и развалило крышу автомобиля. На «Москвич», кстати, добавляла теща. Теща приняла все на свой счет и дала Ерохину по морде. Капитан был офицером и влепил жене. Жена побоялась отвечать и убежала к подруге в соседнюю квартиру, где они выпили и отдубасили пьянющего собутыльника капитана. Ерохин лютовал вторые сутки. С работы не уходил, поскольку было некуда. Виновато отряхиваясь, кучка расползлась в стороны. Ситуация и выражение лица орущего не предвещали шуток. Трутень, размазывая кровь по рваной щеке, перевалился с живота и сел на жопу, боясь взглянуть на капитана. Секунд тридцать было очень тихо. Старый конвойный пес вслушивался в исполнение приказания. Затем подобрел: – А ты, урод, что в крови? Наверно во сне поскользнулся на банановой кожуре? – Вам видней, – отмахнулся Трутень, размазывая пыль по лицу. – Так на банановой или нет?! – На ней, родимой. – Во сне или не во сне?! – Во сне. – Жалобы?!! – Никаких. – Ерофеев, на прогулку не водить! Они в прогулочном дворике, сонные, бананы с наших пальм срывают. Покалечиться могут! – Есть, на прогулку не водить! – А, тут полосатый! Вот кто чифирь заварил! Не можешь без движений?! Встать! – наткнулся на ветерана проницательный капитан. – Стар я уже, чтобы подпрыгивать-то. – Фамилия?! – Сам знаешь. У тебя в закромах таких как я не густо. – С вещами на выход! – Командир, что ты, ей-богу?! – развернулся Юнгеров. – Неужто на свободу выкинешь? – добавил дядя Миша. – А чичас узнаете! Капитан Ерохин «вынес икону из красного угла», прихватив заодно и Юнгерова. Капитан Ерохин довел их до подвальных карцеров и дал указание принять без постановления на водворение в ШИЗО: «Потом закон соблюдем». – Начальник, за тобой ранее такого не водилось, – вздохнул Моисей Наумович. – Достали! То – на, зятек, когда сможешь – отдашь. То – гони долг немедля. Вас, блатных, не поймешь! – Чего-то я старею, – непонимающе почесал в затылке Чернокнижник. В камере изолятора находился еще один «буйный» лишенец. Скучал. Посему подпрыгнул от появления попутчиков. Беседы ночные – полетят деньки! Моисей Наумович на себя серчал и к разговорам пустым был не расположен. После короткого сухого знакомства, паренек попросил совета у ветерана о… – Э-э-э-э, без меня. Я уже насоветовался. Спасибо, по хребтине дубиной не получил. Паренек настырно развернул маляву, пришедшую в карцер от баландера. [37] Текст гласил ровными печатными буквами: КАТОРЖАНЕ В ИЗОЛЯТОР ПРИБЫЛ ВОР – АЛИК АЛАПАЕВСКИЙ. Он везет общак в строгие лагеря. И просит душевно собрать грев на благо воровское!!! Маляву переписывайте и распространяйте по хатам да хранит бог удачу блатную. Моисей Наумович аж застыл от подобного хамства: «тоже мне Ульянов-старший!» – Эх, я бы послал, но у меня ничего нету. Даже переписать нечем, – развел руками сосед по наказанию. Юнгеров, думавший как обустроиться на бетоне и не заработать радикулит, заржал, но спохватился, так как подумал, что обидел ветерана. – А ты отдери кусок кожи, да кровушкой ворам и подпиши! – заерничал бывалый Чернокнижник. – Это слишком, – нахмурился паренек. |