
Онлайн книга «Рота»
…Чувство тревоги вырвало Числова из эйфорического сна, наверное, все-таки не случайно – его рота готовилась «чистить» село… …Самохвалов на построении, срывая голос, заканчивал доведение задачи: – …Зачищаем тщательно, чтоб ни одна блядь не выскочила. Мы – берем в охват. В самом селе работают внутренние войска. Вот командир взвода ВВ – капитан Минаев. Орлов! Завьялов! Саранцев! Все, кто с ним, – любить, как папу с мамой. Больше, чем меня! Панкевич, твой – дальний въезд, двух спецназеров приданных заберешь. Все! Командирам взводов распределить личный состав по расчету… Минаев, дай схему… …Числов в далекой петербургской квартире даже головой потряс, но «чеченский морок» не уходил, не давал забыться сном, а может, просто навалил свой сон – тревожный вместо счастливого и беззаботного… …Рыдлевка смотрел на бойцов своего взвода красными воспаленными глазами: – …С брони на броню – по моей команде. И дистанцию, держать дистанцию… Плавно, по колее. Не съезжать! Кто что заметит, сразу стоп – и доклад. «Кроты» «Саперы.» – не спать! Слушать сигналы. Вместо Родионенко – Федоров на замыкание. С ним – Коняев и Гусев. Федоров, не щелкай варежкой – смотри за молодыми. Считай – твой дембельский аккорд. Гусев, варежку закрой – кишки простудишь… Да, по поводу варежек… Сержант Николаев, где варежки Мургалова? Маугли нехотя начал снимать неуставные кожаные перчатки. Панкевич зло катает желваки по скулам, ждет, пока Маугли не спрячет перчатки: – Мургалов… После дембеля носи хоть мухту на бретельках… А сейчас – не заводи… Ну, все… К машинам… Некоторые из солдат полуукрадкой перекрестились. Коняев тихонько спросил у дембеля «дяди Федора»: – А что такое «мухта»? Федоров ничего не ответил, только тягуче сплюнул на мерзлую землю… …Числов застонал, обхватил голову руками и тут же почувствовал прикосновение женских рук – они несли тепло и покой, они несли радость, но все же… все же они не могли полностью «отключить» чувство тревоги… Бэтээр, на броне которого сидели Панкевич и Маугли, остановился у дальнего въезда в село – и почти сразу же к ним подбежал пацаненок лет пяти – в огромных сапожищах и замызганном свитере ниже колен. Мальчонка протянул руку к Маугли и пролепетал: – Красавчик. – Правильно, пацан, – кивнул Маугли. – Мы все – красавцы. – Красавчик, дай патрон. – Зачем тебе? – Леча придет, ему дам… Он там, в горы… – Гоблин, дай патрон… Ошарашенный Маугли покосился на Рыдлевку, выщелкнул из магазина в подсумке патрон и бросил мальчишке: –На! Пацаненок осмотрел патрон и бросил его обратно: – Нет, не такой… Мне 7,62 нужен. – Ну, ты… блин. – Мургалов! – оборвал их торг Панкевич. – Хорош цирк гонять… Спецназовцы подъехали. Родионенко, Азаретян! На выход. …Числова обнимали женские руки, Анна крепко-крепко прижимала его к себе, что-то шепча нежное почти по-матерински, а он все каменел и никак не мог разжаться… …Веселый шел по тропе в село позади двух приданных спецназеров – квадратных мужиков в масках и ладно подогнанной амуниции. Один пошел на несколько шагов вперед, и Родионенко подобрался чуть поближе ко второму – ему было интересно, спецназовцы ГРУ всегда были окутаны ореолом романтической тайны. – Земеля, тебя как звать? Откуда? Спецназер в маске чуть повернул голову, хмыкнул глухо: – Сова я. Оттуда, откуда и ты… Только выпал раньше. Вопросы? Со спецназерами так всегда – они не любят имена свои называть. Только клички. Вернее, боевые прозвища. Впереди на дороге лежали три палочки. Сова бросил первому спецназеру: – Фикус, пять метров впереди – справа растяжка. Проверь. Фикус растяжку снял привычно, почти автоматически. Сова ухмыльнулся, глаза из прорези маски глянули на Веселого: – Учись, десантура. Это тебе не в крутых «разгрузках» для баб сниматься… Веселый кивнул и тут же сунулся с новым вопросом – пока хоть что-то отвечает этот спецназер: – Слушай, Сова… А у вас дембельские альбомы есть? Сова даже остановился на полсекунды: – Ты че – охренел? В маске, что ли, фоткаться? Ты вот на бабу в ОЗК «ОЗК – общевойсковой защитный костюм – он резиновый, и в комплект к нему входит противогаз.» полезешь? – Ну да, – смутился Веселый. – Я как-то не подумал… – Тихо! – поднял руку Сова. – Фикус, что там за стенания? У второго дома от края села стояло несколько пожилых женщин, неприязненно глядя на федералов. А из дома действительно доносились крики и плач. Стоящая перед домом пожилая женщина с волевым лицом начала вдруг заводить односельчан: – Зачем мирный убивает? Хож-Ахмет – самый мирный, самый раненый. Вчера танк приехал, солдат дом ходил – я сама видела! Повесил Хож-Ахмет, чтоб за баран не жаловался. Солдат так и говорил – всэх убиват!… Мотоцикл украл. Гус – зарэзал… Веселый остановил Сову за рукав: – Я сейчас за взводным сбегаю. Это ж дом этого… сержанта Хож-Ахмета. – Какого сержанта? – не понял Сова. Но Веселый уже бежал к взводному… А с этим Хож-Ахметом действительно с неделю назад случилась история: проезжали на бэтээре по селу, случайно зацепили сараюгу – водила вильнул, показалось ему что-то на дороге. В сарае был баран, которого придавило, и хозяину пришлось его прирезать. Панкевич, конечно, доложил об инциденте ротному, и как раз во время доклада караульный Фома вместе с сержантом – начальником караула из орловского взвода привели к ротному подошедшего к КПП чеченца. Самохвалов сначала аж зарычал на бойцов: – Вы че, контуженые? На хер вы его… – Да, товарищ майор, он, кажется, не говнистый. В этот момент в палатку без разрешения влез и сам чеченец – лет сорока мужик, судя по всему, слышавший препирательства. Вошел и доложился по-уставному: – Товарищ майор! Младший сержант запаса, старший радиотелеграфист узла связи «Юность», войсковая часть 54286, Магомадов Хож-Ахмет, разрешите обратиться? Самохвалов аж обалдел, но улыбку удержать не смог: – Ах ты… «Юность» ты моя грешная… Сегодня не до тебя с твоим бараном… Хотя, конечно, извини, что так… Панкевич! Отдай сержанту ящик тушенки за барана! Лады! На следующий день Хож-Ахмет пришел снова, но тушенку брать отказался – она же свиная была. Панкевич долго чесал репу, Маугли вроде бы даже нашел выход – они с Арой черным фломастером на партии банок зачиркали слово «свинина». Хож-Ахмет все понял, улыбнулся, не зная, как быть. Рыдлевка даже за плечи его приобнял: |