Онлайн книга «Изменник»
|
Он лежал за упавшим стволом, отчаянно мерз. Справа шумела речушка, еще дальше вздымались из серой мути скалы… Хотелось спать. Или хотя бы просто лежать у костра, курить и греться. Он едва не прозевал появление охотничков… Мелькнул у реки силуэт. Потом второй, третий… Вот тебе и оторвались! Хрустнул сучок, из тумана вынырнула собачонка. Джинн положил ствол «ремингтона» на дерево и стал ждать, пока они подойдут на расстояние выстрела. А с двумя патронами много не навоюешь. Эх, если бы он был один! Если бы он был один… Но это все из области «мечт». И теперь придется принимать бой. Возможно, последний… Ну что ж, когда-нибудь это должно было случиться. Такая у тебя работа, разведчик. Ты всегда это знал… Жалко только, что патронов мало… Ну да чего уж теперь? Главное, чтобы мужики все поняли и успели свалить. Из тумана вышли еще два человека. Потом еще один. Джинн аккуратно навел ствол на собаку. Потом передумал и взял на мушку двух бойцов. Они двигались друг за другом с дистанцией шагов десять и картечью было реально накрыть обоих… Приклад сильно толкнул в плечо и первого бандита смело с тропы. Второго, кажется, тоже зацепило. Джинн передернул цевье и перекатился в сторону. Крикнул по-сербски: — Заходи справа! Огонь по моей команде. — Прогрохотала автоматная очередь, пули зачмокали по бревну. Полетели куски коры. Джинн еще раз перекатился… Пуля срезала сухой сучок над головой. Стреляли как минимум из четырех стволов — беспорядочно и нервно, как чаще всего и бывает в таких случаях. Джинн быстро пополз в сторону, прикрываясь грядой камней. Он знал, что его не видят и стреляют наугад… Если бы у него было еще пяток патронов! Любых! Пусть хоть дробовых! Стрельба стихла… Он высунул голову из-за камня и увидел, что охотнички, вытянувшись в цепочку, осторожно приближаются. Раз, два, три… пять человек… Нет, шесть. Многовато на один патрон. Будь он хоть трижды «роттвейл»… Ну что, майор? Пора красиво умереть?… Банально, блядь, до дури… И если честно, то не хочется. Но придется. Не хочется, но придется. А жалко все-таки. С Сабиной вот не попрощался по-человечески… Жалко, жалко… А что, если попробовать?… Не дури, майор. Глупости все это. Они всего в тридцати метрах. У них шесть автоматов и патронов как у дурака махорки. Ничего у тебя не получится… Не тяни резину. Давай. Но не хочется — страшно. А ты что думал? Ты, когда присягу давал, — что думал? Давай, майор, не сношай Муму, умри достойно… А кожа у Сабины нежная. Нежная, как у той шведки, которую подвели к нему в Стамбуле под видом журналистки. Наверно, она была лесбиянка — свое дело она делала брезгливо и только с презервативом… Господи, о чем я думаю? О чем, ты, МУДАК, думаешь? У тебя есть один патрон и три секунды жизни. Три секунды — это так мало… Наполни их чем-нибудь хорошим. Чем? Чем? ЧЕМ? Ладно, хватит… Вставай! Джинн распрямился, как пружина, вылетевшая из будильника. Он выпрыгнул из-за камня, выстрелил навскидку. Он знал, что не промажет… Острая вспышка на дульном срезе ствола прорезала туманец. Завизжала собака, дурным голосом закричал человек… Загрохотал автомат, и Джинн грохнулся на камни. Он разбил локти. Он понимал, что нужно бежать, пока они не опомнились… И не мог. Он сказал себе: сейчас… сейчас. Я смогу. А автомат бил короткими очередями, и Джинн не понимал, почему АК звучит так странно… А потом он услышал голос: Ведь ты моряк, Пашка. Моряк не плачет. И не теряет бодрость духа никогда! Джинн поднял голову — старик Троевич стоял на скале и стрелял из немецкого МП… Та-та-та-та… Та-та-та-та… Ведь ты моряк, Пашка! Моряк не плачет… Та-та-та-та… Вставало солнце. Джинн засмеялся и закричал: «И не теряет бодрость духа никогда! Есть все-таки Бог! Есть! Я люблю тебя, Сабина! Я ЖИВ! ЖИВ! ЖИВ! Еще повоюем. Еще вставим этим уродам по самое не балуйся. Ух, как хорошо жить, Богдан!» * * * — Я, — говорил Троевич, — сразу понял, что напали на вас. Как стрельбу услышал — сразу и понял… А старуха меня не пускала. Куда, говорит, ты, старый хрен, прешься? Какой из тебя ратник? У тебя уж яйца седые… Баба! Чего она понимает? Яйца-то нужны совсем по другой части. А автомат гансовский я с войны сохранил. Нигде ни одной коржавинки нет. Как часы работает. Видал, Олег? — Видал, отец, — кивнул Джинн. — Ловко я их расху…чил? — Ловко, отец. — У меня еще «стэн» есть. Британский. Но — говно… Наливай, Олег. У Джинна тряслись руки. Когда стрелял — не тряслись, а тут пришел отходняк. Он попросил Мукусеева: — Плесни, Володя… Мукусеев налил ракии. Богдан Троевич встал и торжественно произнес: — Братья! Вы обрадовали меня трижды. Первый раз, когда вы пришли. Я знал, что когда-нибудь вы придете… Я дождался. Я счастлив. Второй раз вы обрадовали меня, когда эта банда на вас напала… Да, да, Илья, не смейся. Когда на вас напали — пришло мое время. Я сказал старухе: Зойка, гони Пончика. А Зойка заорала: куда ты, старый пень? У тебя уже яйца седые… А при чем здесь яйца? Я что — на еб…ю собрался? Я достал гансовский автомат, оседлал Пончика… Мукусеев лежал у костра, слушал, что говорит дед Богдан. Постреливали угольки, низенький, мохноногий Пончик ел хлеб. Владимир не верил, что все это происходит с ним. Все такие штуки происходят в другом измерении — в кино, в книжках, но никак не в жизни. Взошло солнце, испарилась роса. Они сидели около костра, седой старик размахивал руками. На груди у него мотался автомат времен Второй мировой. Рядом с дедом стоял ослик Пончик. Дед чего-то говорил… так бывает?… Бывает. Но только во сне. — И третий раз вы обрадовали меня, когда все-таки пришлось пострелять. Ты видел, Олег, как я их разделал? — Видел, отец. — Вот! Зойке расскажешь, как я их бил? — Да, отец, расскажу. — Скажи ей, что бил их как Пашка. Она ведь не меня любила — Пашку… Эх, Павел!… А правда, что у вас в России есть остров Кронштадт? Говорят, он большой, как Сараево? — Да, отец, есть такой остров. У самого Санкт-Петербурга. — Я всегда говорил Зойке: есть такой остров… Оттуда — святые Петр и Павел… Нет, вру. Петр — болгарин. Но пел по-русски. Выпьем, братья. Я люблю вас. Вода в Дрине холодная, а сердце у серба горячее. * * * Джинн вырвал кляп изо рта связанного человека. В живых осталось двое бандитов, но только этот был пригоден для допроса. Джинн вырвал кляп, человек закашлялся и сказал хрипло по-русски: — Руки развяжи. — О-о, никак землячок? — Руки развяжи, занемели… Я ведь тоже офицер. — Наемник? — с брезгливостью спросил Джинн. — Я прошу: руки развяжи, полковник. — Льстишь. Всего лишь майор. — Джинн перевернул пленного на грудь. — Добротно тебя, землячок, прокуратура спеленала. |