Книга Сонька Золотая Ручка. История любви и предательств королевы воров, страница 14 – Виктор Мережко

В шумной толчее улиц Варшавы Соня шагала бесцельно, просто так. Ее толкали, задевали большую сумку, которую она волочила за собой. Переходя улицу, девушка не заметила пролетку и чудом увернулась. Ее сумка отлетела далеко в сторону, из нее выпал плотный пакет с деньгами, Соня безразлично подняла его, положила в сумку и побрела дальше.

Улица, толпа, шум и грохот проносящихся пролеток утомил Соню. Она нашла в сквере укромный уголок, расположилась на гранитном бордюре, крепко зажала сумку между ног и уснула. Проснулась оттого, что кто-то теребил ее за плечо. Соня открыла глаза — перед ней стоял молоденький полицейский.

— Пани, — он продолжал толкать ее в плечо, — здесь спать не положено. У вас документы есть?

Соня опустила глаза и вдруг увидела, что сумки нет. Растерянно посмотрела на полицейского, негромко сказала:

— У меня украли вещи.

— Кто украл? Какие вещи?

— Сумку… Уснула, а сумку украли. В ней было все, деньги, документы…

— Прошу проследовать в участок, пани.

* * *

Полицейский шел впереди, Соня тащилась следом.

— Пан полицейский, — позвала она.

Он оглянулся.

— У меня случилось несчастье, — произнесла девушка. — Я сегодня похоронила маленькую дочь.

Полицейский остановился.

— Вам сколько лет, пани?

— Шестнадцать.

— И уже дочь?

— Рано выдали замуж. За богатого пана.

Парень внимательно осмотрел ее, улыбнулся.

— А вы красивая.

— Была. А сейчас уставшая и страшная, — заметила Соня и попросила: — Отпустите меня, пан полицейский.

Полицейский подумал, неожиданно спросил:

— Голодная?

— Очень.

— Пошли.

Они пересекли площадь, вошли в небольшую ресторацию, уселись за столик и заказали обед. Девушка, хоть и была голодна, ела не спеша, изысканно. Полицейский с интересом и удовольствием наблюдал за ней.

— У тебя хорошие манеры. И очень красивые пальцы.

Соня засмеялась.

— Все так говорят, — неожиданно сказала она. — А моего отца убил полицейский.

— За что? — удивился парень.

— Пришли с обыском, офицер во время допроса ударил отца, и он умер.

— А мама?

— Мама? Мамы не стало раньше. Я ее очень любила.

— Значит, ты одна?

На ее глаза навернулись слезы:

— Теперь одна. После того, как похоронила Ривочку.

Полицейский сделал глоток кофию, уточнил:

— Одна и без денег?

— Ничего, — отмахнулась Соня. — Будут деньги, будет все.

Парень полез в задний карман брюк, вытащил бумажник, протянул девушке купюру.

— Возьми. На первое время.

— Спасибо, пан офицер. Мне просто так никто еще не давал денег.

Он рассмеялся.

— Значит, я буду первым! — Он рассчитался с официантом, поднялся. — Счастливо.

Соня тоже поднялась. Двинулась следом за полицейским, увидела бумажник, торчащий из его кармана, незаметно потянулась длинными пальцами.

Но в какой-то момент отдернула руку, тронула парня за локоть.

— У вас бумажник… Смотрите, чтобы не вытащили.

Он улыбнулся.

— У полицейских не вытаскивают!

Полицейский ушел. Сонька тяжело и беспомощно опустилась на стул, поблуждала взглядом по сидящим в кафе и обратила внимание на тучного хмельного пана, дремавшего за столиком.

Сонька поднялась и, направляясь к выходу, по пути изящно подцепила плотно набитую сумочку пьяного пана.

* * *

Поезд стоял под парами, готовый к отбытию. На вагонах сияла начищенная надпись «Варшава-Москва».

Соня в изящной легкой шубке направилась к кондуктору. Предъявила билет и поднялась по ступенькам в вагон. Все купе были изолированы друг от друга и представляли собой уютные кабинки с запирающимися дверями. Соня зашла в свое купе, и ей навстречу поднялся молодой галантный юнкер, лихо щелкнув каблуками.

— Прошу, мадам.

— Мадемуазель, — поправила его Соня.

— Простите, мадемуазель, — исправился молодой офицер и представился: — Юнкер Горожанский.

Он помог девушке положить небольшую коробку с вещами на полку, сам уселся напротив.

— Как зовут прелестную мадемуазель?

— Софья Александровна.

Он оценил ее изящную одежду, модную обувь, тонкие пальчики и остался весьма доволен.

— Прелестно. Софья Александровна направляется в первопрестольную?

— Да, к папеньке с маменькой.

— Ах, боже мой, — всплеснул ладонями Горожанский. — Как это дивно звучит — к папеньке с маменькой! Простите, — он вопросительно уставился на красивую девушку. — В вас есть южная кровь?

— Да, я иудейка.

— Великолепно! Великолепно, что вы не стесняетесь в этом признаться.

— А почему я должна стесняться своей национальности? — нахмурилась Соня.

— Ни в коем случае, мадемуазель, — вспыхнул юнкер. — Я обожаю людей вашей национальности. У меня среди них есть даже друзья. А откуда, простите, столь необычное произношение? Вы воспитывались не в России?

— Я воспитывалась в Париже, — с очаровательной улыбкой ответила Соня и взглянула в окно. — Не знаете, какая станция следующая?

— Клин. Городишко маленький, довольно уютный, хотя народ диких нравов.

— В чем же диких?

— Пьянствуют чрезмерно. А в хмельном состоянии народ становится воистину диким. — Горожанскому что-то пришло в голову, и он воскликнул: — Кстати! А не выпить ли нам с вами чего-нибудь? Шампанского, к примеру!

— Отчего же? С удовольствием, — очаровательно улыбнулась девушка.

— Момент! Я закажу!

Юнкер пружинисто встал и покинул купе.

Соня выждала какое-то время, прислушиваясь к шумам в коридоре, на всякий случай выглянула из купе и увидела, что юнкер мило беседует с какой-то барышней. Он тоже заметил соседку, махнул ей, показывая, что направляется в буфет, и торопливо удалился.

Соня быстро заглянула под полку, увидела там довольно большой чемодан юнкера и стала смотреть в темное вагонное окно. Вскоре дверь открылась, и в купе вошел сначала официант с серебряным подносом в руках, а следом за ним протиснулся возбужденный юнкер.

— Уважаемая Софья Александровна! — воскликнул он. — Взял последние две бутылки. Публика просто озверела, все желают выпить!