Книга Сонька. Продолжение легенды, страница 132 – Виктор Мережко

Сонька видела, как он скатился по насыпи, как потом попытался подняться, даже пробежать, но, похоже, сломал ногу и потому остался лежать.

Воровка закрыла дверь, вернулась в купе.

Дочка сидела на полке, с улыбкой смотрела на мать. Лицо ее горело. Та обняла ее, поцеловала.

— Прости меня.

— Нормально, — отмахнулась Михелина. — Издержки профессии!

Она раскрыла ладошку, показала матери галстучную заколку шпика.

— Успела дернуть? — удивилась та.

— Миха — золотые ручки.

Она обняла Соньку, и они обе стали с удовольствием смеяться над случившимся.

Поезд мчался дальше.

Табба пришла в церковь в привычное для себя время — затемно, когда уже никого не было. Дверь оказалась открытой, девушка подошла к алтарю, и служка, протиравшая подсвечники, довольно грубо крикнула:

— Чего надобно?

— Батюшку отца Иллариона, — ответила прима.

— Служба закончилась, завтра приходи.

— Мне очень нужно.

— Завтра, сказала!

В это время из алтарных ворот вышел батюшка, направился к нищенке.

— Чего желаешь, раба Божья?

Она подошла, приложилась к его руке.

— Покаяться, батюшка.

Он повнимательнее взглянул на нее, от неожиданности даже ужаснулся:

— Это вы?

— Я, батюшка.

— Господи, Боже мой, — он перекрестил ее. — Что же с вами такое приключилось?

— Не знаю. Наверное, проклятие.

— Проклятие? — удивился священник и снова перекрестил артистку. — Не навлекайте на себя словами страшный грех. — Отвел ее поближе к иконе Спасителя. — Кто же вас мог проклясть?

— Сама себя.

— Вы совершили грех?

— Помните, я отреклась от матери.

— Это страшный грех. Мать жива?

— Не знаю. Надеюсь, жива.

— Если жива, надо прийти к ней и покаяться.

— Я не знаю, где ее искать.

— Молитесь, и Господь поможет.

— Молилась, не помогает.

— Так не бывает. Если человек страстно ищет покаяния, помощь обязательно придет к нему.

Табба стала плакать.

— Мне страшно жить, батюшка. Я хочу уйти из этого света.

— Гоните от себя подобные мысли. Живите только надеждой, и Бог поможет вам. — Он накрыл голову девушки епитрахильей и стал читать молитву.

Польша. Местечко Повонзки

Родовое местечко Повонзки за эти годы мало изменилось. Разве что стало меньше еврейского народа на улицах, да кое-где виднелись сожженные, с черными дымарями хаты.

Повозка, привезшая Соньку и Михелину, подкатила к хате Евдокии. Она была заметно обновлена, забор стоял свежий, крыша вместо соломы была перекрыта железом. Извозчик подошел к крепким воротам, постучал по ним батогом.

— Эй, живой кто есть?

Вскоре дверь хаты со скрипом открылась и во дворе показался полный, неторопливый мужик. Подошел к воротам, облокотился на них.

— Чего пан хотел?

— Привез двух панночек, хотят видеть кого-нибудь из этой хаты, — ответил кучер.

— Что за панночки?

Кучер махнул приехавшим, Сонька и Михелина выбрались из повозки, тоже подошли к воротам.

— Нужна пани Евдокия, — сказала воровка.

— По какому делу? — Мужик с интересом смотрел на двух городских дамочек.

— Я когда-то здесь жила. Хотелось побывать в родном доме.

— А чего в нем бывать? — усмехнулся мужик. — Дом как дом… А вы, часом, не Сонька Золотая Ручка?

— Нет, не Сонька.

— А я уж, грешным делом, решил, что вы та самая. Кроме Соньки, тут больше никто и не жил. Разве что сестра ее Фейга.

Михелина стояла рядом с матерью, наблюдала то за мужиком за воротами, то за кучером, который с любопытством вникал в разговор.

— Фейга никуда не уехала?

— А куда ей уезжать? — лениво спросил мужик. — Живет с этим пьяницей, Шеломом, мается. Недавно, правда, хотели их поджечь, но вовремя залили огонь.

— За что?

— Ни за что. За то, что жиды. — Хозяин двора повернул голову, показал на торчащие черные дымари. — Видали, сколько дворов подпалили? Все жидовские. Не любят здесь жидов, пани.

Воровка помолчала, взглянула на сумрачную дочку, после чего спросила:

— Может, я смогу увидеть пани Евдокию?

— А нет ее. В город уехала, за покупками. Да и не нужна ей лишняя морока! — Мужик повернулся уходить. — А вам, пани, советовал бы пошвыдше тикать отсюдова. А то, не ровен час, либо головы пробьют, либо в полицию заявят.

Когда женщины вернулись в повозку, кучер спросил:

— Куда дальше, пани?.. В Варшаву или здесь еще покрутитесь?

— Здесь. Я покажу хату, к которой ехать.

Когда повозка тронулась, Михелина негромко попросила мать:

— Уедем отсюда. Здесь страшно.

Та обняла ее, прижала к себе.

— Сестру только увидим и уедем.

Дом Фейги выглядел как и раньше, разве что задняя часть двора была обгорелая, не восстановленная после пожара.

Повозка остановилась напротив ворот, Сонька с дочкой направились к калитке, без стука вошли во двор.

Когда приблизились к двери в дом, навстречу вдруг быстро вышла Фейга, мало изменившаяся, хотя и зашоренная. Увидела незваных гостей, от неожиданности всплеснула руками.

— Свят, свят… Каким ветром?

— Здравствуй, сестра, — улыбнулась воровка.

— Здравствуй, — ответила та, не меняя выражения лица. — Явилась, что ли?

— Явилась. С дочкой.

Фейга окинула взглядом Михелину, кивнула:

— Поняла. А зачем явились?

— Тебя повидать. Узнать, как живешь.

— А как живу? — пожала плечами сестра. — Вон чуть дом не подпалили.

— Слыхала. Может, в дом пригласишь?

— А чего в доме делать?.. Можно и тут поговорить. — Фейга кивнула на скамейку у стены, первой уселась на нее. — Сама-то как?

— Живу, — сказала воровка, присаживаясь рядом. — Вот приехали, а никто в гости не зовет.

Михелина осталась стоять.

— А чего тебя звать, воровку-то? — пожала плечами сестра и хихикнула. — Вдруг сопрешь чего! — Внимательно посмотрела на сестру. — Небось опять от полиции бегаешь?